.
звуки, видения, духи. Где-то здесь – как и везде – временная спираль должна сойтись в одной точке. Это начало, отправной гудок для каждой моей идеи, которая, несомненно, уже живет внутри, занесенная пустынным ветром или октябрьским дождем.
Вот, гляньте – вдали, в замшевой пыли арочного проема мелькнули две детские фигуры в синей форме, и стремительно направились в сумрак, рисуя в нем всполохи ногами в белых гольфах.
Под выцветающую трель девичьих голосов и мягкое джинсовое шуршание комбинезона Памелы, я внезапно улавливаю легкое дуновение того самого ветра в глубине своего мозга. Затем – солнечная пыль, дрожащая в стреле луча, проникшего в приоткрытую дверь. Так открываются ворота в космос. Впрочем, опять я вру! Откуда мне знать, как именно они открываются? Каждый раз это происходит по-новому. Сегодня – вот так. Возможно, старые своды призвали сюда этого вестника света, солнечный луч. Он связал воедино стремительно убегающее детство и зрелость, успокоенную шелестом трав над руинами грез.
Пожалуй, все действительно началось с этого луча. Взрезав плоть нечаянно набежавших туч, он ворвался в узкое оконце в торце длинного коридора, озарив новым смыслом старинный витраж, исполненный в сине-красных тонах. Постороннему наблюдателю, очеловеченному и заземленному, это призрачное путешествие показалось бы молниеносным, однако в светозарной реальности все обстояло совершенно иначе. Луч замер и медленно, на ощупь пробираясь по мраморным плитам пола, двинулся вперед, проявляя смарагды и рубины, золотую крошку и сиреневую муть в полупрозрачных облачках пыли; добежал до конца коридора и нырнул в арку зала, в котором замерли в ожидании чуда несколько человек.
Не знаю, что-то было в линии этого нарушенного равновесия… Скрип двухместных качелей из детства, магнитная стрелка судьбы, трепещущая меж полюсов противоречивых желаний. Вымарай хоть одну деталь из готовой картины – и врата в бесконечность закроются. Поймав себя в идеальном центре – не настоящем, а чуть смещенном к настоящему, я вспоминаю свой сон, увиденный в самую головокружительную весну юности, когда в голове шумит еще за пару месяцев до выпускного бала. Кстати, именно тогда она меня и бросила. Я имею в виду Пэм.
– Мистер Риччи… Э-ээ… – изображаю я diminuendo,2 осознав неуверенность в том, что точно помню имя заказчика (обернулся к Дорис, она с поощрительной улыбкой кивнула). – Вы меня простите, но, может быть, похерим то, что обсуждали ранее? Все эти благословляющие ангелы, свитки с премудростями. Поймите меня правильно, я сам христианин, но скоро Миллениум…
– М-мм… Есть что-то на примете? – он недоброжелательно зыркает на меня черными глазищами. Верно, уже подсчитывает убытки от потерянного дня.
– Да. Вот здесь, – стучу я пальцем себе по голове. – Это поколение, за которым надо бежать, мистер Риччи. Сколько вы ни приучайте их к катехизису, у них уже есть Интернет. Все достижения мира в их распоряжении. Они знают стоимость каждой машины на «Формуле-1» – потому что присматривают там себе женихов.
Я ожидаю
Диминуэндо (итал.) – музыкальный термин, обозначающий постепенное уменьшение силы звука.