Сны Бога. Мистическая драма. Мария Мелех
с этим рыжеволосым гигантом художественной попсы.
– Да я понимаю, что слои! – отмахнулся он с выразительным рыком и рывком – яростно, деловито. Слишком по-свойски, мгновенно разрушая мои бастионы и вымарывая планы отступления. – Но как ты собираешь краски? В чем принцип?
– Я не замечал принципа, – буркнул я, не собираясь сдаваться. – Я делаю это интуитивно.
Я отвечал с предельной честностью. Откуда мне было знать в тот день, что вся его знаменитая импульсивность, телесность, напористость с оттенком доступности – не больше, чем легко продаваемая маска, которую готов приобрести каждый новичок вроде меня? Это было сотни раз опробовано и приносило результаты. Что он брал взамен? Чужие секреты, конечно же.
Но за мной присматривали очень зоркие ангелы, лишившие зрения меня самого. Я действительно понятия не имел, как у меня получается так смешивать краски. Я просто чуял, какая капля должна следующей упасть на холст – грозовая, медовая, или от соуса с паприкой. Поэтому мне нечего было сказать Джереми.
– Ладно… – помолчав, решил он, – у меня есть кое-какие мыслишки насчет твоей мазни, Николас. Выбирай зал побезлюднее, или какой приглянется. Мы открыты круглосуточно.
(Он опять хохотнул).
– Дубликат ключей возьмешь у портье внизу. Встретимся завтра, здесь же, и обсудим.
Я так и не понял, что мы должны обсуждать, и что вообще происходит. У меня уже был свой план, без скандалов, без грохочущих звездопадов, но с ровной, пусть и каменистой, дорожкой к успеху и – что немаловажно! – порядочности. Конечно, Глэдис он не нравился. И я оказался в ловушке: мне не приходилось жаловаться – ведь она, в отличие от Пэм, все свои силы направляла на мою карьеру. Дома, на каминной полке лежали приглашения от владельцев двух залов, а этот тип вдруг вздумал одним щелчком развернуть русло моей жизни? «Нет, не пойдет», – сказал я себе. Пока не увидел небольшой, но великолепно освещенный зал, отданный в мое распоряжение.
Этот Джереми был сам дьявол. Он воплощал мои тайные желания прямо из воздуха. Он плел сети – с неведомой мне целью. От него пахло роскошью и уверенностью – как и от Глэдис. И я сдался. Мне очень хотелось попробовать этой сладости, правда.
Разговор, который состоялся на следующий вечер, отправил мои прошлые задумки в корзину для мусора и расчертил будущее четкими графами.
– Ты хорошо рисуешь, но это еще не все. Эх, да ладно… – сказал он мне, – ты почти гениально рисуешь. Но мир перегружен, пойми. Кризисы, инфляция, гонки вооружений, сексуальная революция, политика дуализма… Ты хоть понимаешь, о чем я? Мир не хочет тащить на себе еще и тяжесть чьей-то гениальности. Мир не желает думать. Он собирается наслаждаться. Как у тебя с этим? Ты умеешь удовлетворять гомо сапиенс?
Я вытаращил на него глаза. Он произнес это с таким переливчатым смешком, что я уж было подумал – смысл ускользнул от меня. Затем я научился быть всегда начеку: самые невинные слова этого типа могли