Сны Бога. Мистическая драма. Мария Мелех
Давай-ка обманем их и похерим вековую пастораль. Холод, пронзительность, жесткость – наша концепция».
Мы приберегли эгоцентризм и самодостаточность до полноценной выставки, и на этом рекламном подиуме отработали в одном стиле. Приглядевшись, уже к концу третьего дня я бескомпромиссно понял, что наши «холод, пронзительность и жесткость» подозрительно напоминают штрихи Эль Греко. Джереми, недолго думая, объявил основной цвет неправдоподобно синим и леденяще голубым – и сходство вроде бы пропало. Я старался не всматриваться – рисовал с открытыми глазами, но при встрече с советом попечителей их зажмуривал.
Таких отблесков и воплощенных духов ушедших мастеров в наших триумфах перебывало немало. Утешала лишь правота Джереми, рассуждающего о том, что истинное вдохновение можно оставить для выставок, а выполнение проектов на заказ от подсматривания за другими не испортится.
На удивление, все прошло благополучно. На церемонию открытия слетелись все местные мухи и несколько представителей более крупных классов насекомых, которым это полагалось по чину. Нас запомнили, как выразителей чаяний и надежд на собственное спасение, делегированных от падшей молодежи. Я плохо улавливал смысл помпезных речей, но мой коллега перевел мне их после: «Нам очень жаль, что мы так мало внимания уделяем нашей духовности. Теперь мы раскаялись и трудились в поте лица, дабы избежать Геенны Огненной». И добавил: «Ты так мило хлопал глазами, что чуть не разочаровал любителей жареного. В следующий раз, если нам придется разыгрывать кающихся грешников, я напою тебя накануне, чтобы твоя погибшая душа выглядела правдоподобнее».
Приблизительно так все начиналось, и судьба сразу явила мне портрет Джереми, вполне сходный с оригиналом. Жаль только, что я уже носил розовые очки: жизнь баловала меня. Я привык к Глэдис и ее роскоши – они стали неотъемлемой частью повседневности. Жена не щадила денег, вкладывая их в мой талант, имидж и просто развлечения. Теперь у меня появилась и мастерская в богемном районе Лондона. А после «духовного опыта» собственной рекламы – мушки перед глазами, которые я не успел вовремя закрыть, когда жадные фотовспышки первого интервью ослепили меня.
За три года мытарств по землям славы и денег, мы размалевали все кафе, школы, здания муниципалитета и библиотек в соседних галактиках. Мы участвовали в каких-то невозможных акциях, спасая неизвестные не только мне, но и науке виды животных и людей. Сотворили декорации к пяти спектаклям, среди которых были «Ромео и Джульетта», «Трехгрошовая опера» и еще что-то, своей конфигурацией напоминавшее хоботы слонов и клубки змей из Кама Сутры – я предпочел деликатно отвернуться. Как и обещал Джерри, мы зачем-то устраивали инсталляции в парках, лесах и на автотрассах. Их смысл всегда ускользал от меня, отчего я чувствовал себя полнейшим идиотом, не в силах осознать, почему поляна перед Оксфордским