Лестница в небо. Светлана Верещакова
новые контракты, используя старые связи владельца бывшего, к тому же по вечерам было с кем опрокинуть рюмку-другую коньячку. А ещё с его приездом в большой квартире появлялись симпатичные и привлекательные мордашки девушек, которые он с умилением мог лицезреть по утрам на кухне, во время совместных завтраков, облизываясь как мартовский год; угодничал и мягко улыбался, как-то по-стариковски, хотя и был еще вполне молодым и приятным мужчиной с благородной сединой, находился в затянувшемся разводе с женой, имел молодую любовницу, правда, редко появляющуюся у него в гостях. Эти совместные завтраки были бывшему партийному боссу по душе, лица девушек менялись, но были все хороши, девушки ослепительно улыбались, умели шутить и понимали шутки, не жеманничали и не стеснялись, если иногда слишком откровенно распахивались полы шелкового кимоно. Кимоно всегда оставалось прежним, приходилось впору своим временным пользовательницам, – отступы от стандарта 90—60—90 были не значительны, – и ничуть не смущалось, меняя хозяек; впрочем, это происходило не слишком часто…
– Ма-а… Я поеду к себе, приму ва-анну, выпью чашечку кофе…
– Пирожки возьми с собой. Хозяина угостишь.
– Да нельзя ему пирожки, он и так толстеть начал! Заеду позже, сам съем, поужинаю, с племянницей любимой пообщаюсь.
– Ну, давай, сынок. Будем ждать.
– Спасибо, мама! Я знаю, что будете ждать. Я вас тоже люблю…
Выйдя из дома, он чуть задержался на бетонном, железнённом цементом крыльце, ещё раз осмотрел двор своего детства, что-то припоминая, и неторопливо зашагал в сторону улицы, когда-то обильно засаженной тополями, а теперь утыканной по краям убогими чурочками, с едва обозначившимися побегами новых веток. Улица эта была короткой и не широкой, пролегала между двумя кварталами. Грузовые машины могли спокойно разъехаться на ней, не более того. Да и нужды в этом не было, машины появлялись здесь нечасто – в годы его детства транспорта у населения в личном пользовании практически не было, а из грузовых, здесь только «мусорка» и ездила; дважды в день, – утром и вечером, ныряя между домами во дворы, сигналя длинно и протяжно, дескать: «Несите свои ведра, выбрасывайте мусор». Жильцы спешили из подъездов – женщины в домашних халатах, мужчины преимущественно в синих трико, вытянутых на коленках, в белых майках или фланелевых рубах с закатанными рукавами, детвора, – в чем уж их застала эта обязательная процедура. Взрослые здоровались между собой, перекидываясь парой обычных фраз: хозяйки о домашних делах, мужики – договариваясь о вечерней игре в домино или, обсуждая перипетии последнего футбольного матча, прошедшего на городском стадионе, а шпана интересовалась друг у друга: «Уроки сделаешь, выйдешь?» Длинными, светлыми летними вечерами жизнь их двора наполнялась гомоном ребятни, стуком доминошных костяшек, бульканьем разливаемого взрослыми из эмалированного бидончика «Жигулевского» пива, терпким запахом