Пришелец. Натали Бланш
ти спросила – прямо здесь? Да, правильно. Мне не надо било просить тебя об этом, да? – он как будто ждал опровержения. И тут, глядя ей в глаза, произнёс:
– Голюбчик мой!.. Так можно сказать? Так наш профессор говорит.
– Голубушка.
– Голюбушка, – повторил он, смеясь.
Двое чернокожих парней – из тех, что были с ними в общежитии института культуры, – вошли в кафе и направились к стойке. Кидан едва приметно взглянул на них и произнёс растроганно:
– Им видела – друзья?
Он ещё раз попытался уговорить Надю поехать с ним, а билеты порвать.
– Ти видела, тебе будет скучно.
А она подумала, что скучно, вероятно, будет ему, и погрустнела. Сама по себе она ему не нужна – так ей казалось в эту минуту. А тут он ещё достал из внутреннего кармана маленькую бутылочку коньяка и спросил: «Хочешь?» Надя с возмущением отказалась, Кидан спрятал бутылочку на место и сказал: «Пошли», а у неё почему-то создалось впечатление, что теперь, когда у него не вышло с ней, он спешит «в другое место».
«Да-да! Откуда я знаю, может, у него есть кто-то, а тут ещё познакомился со мной».
Настроение совсем упало. Они встали из-за стола; Надя двинулась к выходу. Кидан внимательно наблюдал за ней, потом подхватил оставшийся на стуле свёрток и протянул Наде:
– Возьми, тут есть подарки для тебя.
– Спасибо, – ответила она безразлично.
Дворец культуры «Украина» светился яркими огнями, в фойе двигались нарядные пары.
Снова подошёл троллейбус, и несколько минут спустя они вышли возле автовокзала.
Кидан затянул Надю в телефонную будку.
– Позвони домой. Скажи, что приедешь поздно.
– Нет, уже и так поздно.
– Надя…
– К тебе я не поеду, – отрезала она.
– Почему ти не посмотришь, что там?
Он сам развернул пакет и извлёк из него красивую коробку в замше с тиснёным золотом орнаментом, распахнул как книжку – там оказался прекрасный набор теней с зеркальцем и двумя кисточками. Ему так хотелось видеть, как она обрадуется, но реакция была довольно скудной – только в первый момент дрогнули ресницы.
– Не показывай никому, – сказал Кидан, снова заворачивая коробку и пряча её в пакет.
– Почему?
– Ну, слюшай меня, не показывай!
– Да почему? Что здесь такого?
– Ува! Если ти покажешь, они будут думать о тебе плёхо.
И он долго целовал её, не вынимая рук из карманов, недовольный отказом, но не решаясь высказать это вслух.
Я не знаю, что мне делать.
Да, я решила с тобой расстаться, но теперь, когда ты пошёл на уступки, когда мы только гуляли, и это было так хорошо… «Что здесь плохого, эре, если ми поймём друг друга, э?»
Просыпаясь по утрам, я в первые же секунды с восторгом и замиранием думаю: «У меня есть ты!» Но следующая мысль бывает менее радужной.
Меня мучают сомнения. Да, ты мне нравишься, очень нравишься, я даже не могу определить границы этого чувства: иногда мне кажется, что наша встреча – только точка на прямой, продолжающейся в обе стороны, как будто я знала тебя ещё