Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья. Александр Горбунов
низко расположен центр тяжести, пятая точка потому слегка отклячена, и модный, плотно сидевший на Малафееве пиджак фалдил (Костылев, надо сказать, придумал замечательный глагол, объясняющий поведение пиджачных фалд на немного откляченной попе).
Садырин и Костылев, о чем-то споря и что-то друг другу доказывая, остановились напротив гостиницы «Минск» и вдруг увидели картину, заставившую их согнуться пополам от смеха. Какой-то мужичок схватил Малофеева, остановку друзей не зафиксировавшего и продолжавшего двигаться вперед, за зад. Эдуард Васильевич, справедливо полагая, что дурачится кто-то из друзей, оборачивается и вдруг видит представителя нетрадиционной ориентации. Малафеев, не раздумывая, хватает его левой рукой за грудки, а правой бьет точно в лоб. Мужичок падает, потом встает, утирается и – чуть не плача, показывая на Садырина и Костылева: «А чего ты? Им можно, а мне нельзя?» Садырин потом долго еще донимал Малафеева: «Смотри, Эдик, будешь плохо себя вести, опять отведу на Горького».
Портрет на ковре
Однажды в советской Средней Азии, в одной глубинной ее части, у моего приятеля, прекрасного журналиста Сергея Микулика, местные футбольные аксакалы спросили совета. Приближался какой-то юбилей начальника Управления футбола Спорткомитета СССР Вячеслава Ивановича Колоскова, и к нему готовились в каждой уважающей себя чайхане. Микулик был приглашен на консультацию: лучшая местная ткачиха-вышивальщица только что закончила трудиться над портретом Колоскова в центре ковра – произведение предполагалось в скором времени послать с ходоками в Москву. Увидев портрет, Микулик сразу вспомнил московский музей Владимира Ильича Ленина, во всяком случае, ту его часть, в которой хранились ковры с изображением вождя мирового пролетариата, присланные монгольской, китайской и вьетнамской компартиями – на них Ильич был вылитым монголом, китайцем и, соответственно, вьетнамцем.
Среднеазиатская мастерица потеряла, видимо, фото Вячеслава Ивановича, на которое ей нужно было ориентироваться. Либо решила, что Колосков непременно должен походить на председателя местной Федерации футбола, только голова у него, как у главного в стране футбольного бая, должна быть умней и больше.
По лицам позвавших Микулика в консультанты людей он понял, что они абсолютного сходства с оригиналом тоже не находят, но коль лучшей по профессии сходства этого схватить не удалось, то от остальных ткачих-вышивальщиц можно было ожидать похожести Вячеслава Ивановича разве что на шефа местной Федерации стрельбы из лука.
Безвыходных ситуаций, однако, как известно, не бывает. Под портретом, к счастью, шел текст в дательном падеже: «Дорогому… с… летием от.» И приятель мой посоветовал все это аккуратно запаковать и в Москву везти, но при вручении ни намеком не дать понять Вячеславу Ивановичу, что на ковре он сам и есть – если, конечно, нет непреодолимого желания, чтобы местную команду с чемпионата страны сняли, – а мимоходом заметить, что изображен на нем герой народного эпоса, к футболу никакого отношения не имевший.
Прессинг