Кукушкины слёзки (сборник). София Привис-Никитина
тебя в покое. Это звонила твоя русская девушка?
– Нет, папа! Это звонил мой сокурсник, интересовался, когда я приеду!
– Надеюсь, что ты сказал ему, что остаёшься дома, в Париже. Нехорошо оставлять надежду там, где для неё нет места. У тебя своя, другая, ни с чем несравнимая жизнь. И чем скорее ты забудешь своё приключение там, тем скорее станешь счастливым и успешным здесь, у себя дома.
– Я всё понял, папа, давай не будем больше об этом! – попросил Каромо. Красивый, большой, добрый, окончательно побеждённый и сломленный гигант.
Гигант Каромо сдался быстро, но битва шла жестокая, правда, недолго. Папины миллионы и неограниченные возможности сделали своё дело. Тут не было никаких политических или расовых предрассудков.
Всё упиралось в деньги и возможный урон интересам семьи. Папа доходчиво объяснил сыну, что вернуться в страну советов за невестой он может только в банановой юбке и с копьём.
Каромо по ночам грыз подушку, вспоминая свою Лялю, и так измучался, что готов был принять изгнание и нищету, но папа был человеком мудрым. По его же собственным словам, ему ничего не стоило объявить недееспособным сына, который отказывается от миллионов только лишь для того, чтобы иметь возможность жить в дикой несвободной занесённой снегом стране и обнимать по ночам обыкновенную девушку, которых здесь можно иметь пачками, не выходя из дома.
У папы были свои меркантильные планы на красивого и образованного сына.
А сын хотел всё поломать и податься в маргиналы. Но папа не даст сыну погибнуть, он излечит его от иллюзий, пусть жестоко, но спасёт!
Уже много лет глава семейства Балла мечтал слить две могущественные компании в одну, женив сына на дочери друга, владевшего империей запахов. Компания друга производила духи, туалетную воду, и тончайшее женское нижнее бельё. То есть, объединившись, они создадут сильнейшую монополию.
Производство и продажа будут спаяны одной семьёй. Тогда миллионы быстро станут миллиардами. И всё это похерить из-за какой-то девчонки, у которой и имени-то нормального не было. Действительно, что это за имя: Ля-ля? Не имя, а двойная нотка из октавы!
А тут Жозефина, большая уютная, несущая золотые яйца. Неслыханное приданое, покорные коровьи глаза и такие обширные формы, что о наличии многочисленных наследников даже не стоит волноваться!
После звонка сокурсника Каромо ходил сам не свой. Там, в далёкой стране страдала в бесплодных ожиданиях его единственная любовь – Лялечка.
Что-то там ещё случилось важное и серьёзное, но договорить, вернее, дослушать Каромо не успел. В комнату вошёл папа, а вместе с ним вполз животный страх.
Каромо не боялся остаться без наследства, не боялся трудной и скромной жизни в Советском Союзе. Боялся он совсем другого. Он боялся быть объявленным недееспособным, а вернее сказать: сумасшедшим.
При упоминании о психологической экспертизе, без которой отец не соглашался выпустить его из Парижа, в голове Каромо вспыхивали страшные картины из жизни обитателей Отеля-Дьё. Эти картинки