РАЙгрАД. Анатолий Шерстобитов
минуту бежал к машине за солидолом и электролитом. За его отзывчивость мужчина – Куян как-то сразу нарёк его Обезжиренным – подарил ему диковенную исповедь.
Оказывается, в тот день судьба столкнула Куяна с одним из непримиримых борцов с общепитом, тех, кто однозначно ратовал за возвращение его на былые позиции, когда продукты готовились ну совсем-совсем несъедобными. В те времена Обезжиренный ходил в студентах, но, не в пример многим собратьям, выжил, при этом желудок его обрёл невиданные доселе свойства – он стал бастовать на приём вкусной и питательной пищи, что случалось ещё тогда Обезжиренному поедать при наезде к родителям. Вкуснятина его просто-таки травила, приходилось бедолажке приспосабливаться – тайком бегать в столовку или доводить до нужных кондиций блюда подручными средствами, при этом в ход шли стиральный порошок, гуталин, ружейное масло, косметика. Потом же, по словам Обезжиренного, началось самое страшное – общепит на какое-то время вынудили работать как надо, поубавили растащиловку. Это едва не стоило ему жизни, он стал угасать по больницам и угас бы, но судьба расщедрилась на встречу с союзниками, ведущими борьбу за выживание довольно продуманно, организованно и целенаправленно. У нас, похвалился в тот день Обезжиренный, связи простираются до самых верхних эшелонов власти и заверил, что совсем скоро в их городишке дела поправятся как надо, то есть индекс несъедобности общепитовских блюд войдёт в нужную норму, для чего нужные люди щедро ублажены взятками и деликатесами. После исповеди последовала попытка вербовки, но Куян спешно ретировался, а через пяток минут вернулся с участковым, но Обезжиренного и след простыл.
Дела же общепита, как грустно подмечал Куян, и без того плачевные, неуклонно ухудшались, в газету не ослабевал поток жалоб, но при всём при этом объяснение причины в его трактовке всех почему-то ввергало в оскорбительные хаханьки.
– Так, говоришь, дядь Миш, негролу ещё просил для шницеля? – кхекал Пеонов. И этот туда же, поджал губы Куян и снова отвернулся в оконце.
– Так лысый, говоришь, в очках? Тощий, хоть для брюк ремешок от часов используй? Хорошие приметы, и псевдоним удачный – Обезжиренный, ха-ха-ха! И ухо, говоришь, любил дергать – левое правой, а правое левой рукой всё норовил через затылок? Эт-он, болящий, супротив остика-хандросыча шейного ловчил.
– Я же такое не говорил, – настороженно покосился Куян.
– Да ладно, дядь Миш, ладно, пустяки всё это, сыщут всенепременно энтого антигурмана-вредителя, сыщут и сварят из него холодец для ублажения пострадавших, должны сыскать.
– Ты мне лучше скажи, только как на духу, о бдительнейший из сограждан, не заметил ли ты чего подозрительного в родном граде, не встревожило ли тебя чего-нибудь, не всколобродило ли, не вздыбило ли локатор твоего чуткого от роду нутра?
– Дык, – заёрзал Куян, хмыкнув признательно, – ну это ты, Николай, прямо в точку, затем и пришёл, измаялся ведь.
– Да-а,