Китайская чашка. Светлана Смолина
и с тоской решил, что придется идти домой.
– Ты просил пить. – Из воздушных складок легкого одеяла она протягивала ему бутылку с водой. – А сигареты можешь взять мои.
Он присел на край отглаженной простыни, затянулся тошнотворным на вкус ментолом и уронил вмиг отяжелевшие руки между колен.
– Мне надо идти.
– Иди.
– А ты?
– Я здесь живу, помнишь?
– Если ты хочешь, чтобы я остался… – почти против воли пробормотал он и забрал у нее бутылку.
– Это ты сказал, что тебе надо идти.
Упрямая и несговорчивая долгие месяцы, сложившиеся в причудливую цепочку лет, и при этом как никто умеющая быть покорной и преданной, сейчас она будто отстранилась от эмоций и играла чужую роль, а когда потянулась, чтобы ввинтить дотлевшую сигарету в пепельницу, он привлек ее к себе.
– Не рассчитывай, что я так просто уйду.
Она ответила не словами, а стремительными, завоевывающими руками, обвившими его шею. Мужчина и глазом не успел моргнуть, как она потянула его на себя, будто успела соскучиться по еще не остывшим ласкам.
– Подожди!
Он сделал два жадных глотка и водрузил потеющую ледяными каплями бутылку на столик между бокалами, где по кругу, словно пятна проказы, виднелись чужие отпечатки, пока она деловито и сосредоточенно расстегивала на нем рубашку.
В ее приоткрытых губах и в нежных уверенных пальцах, скользящих вверх-вниз по взъерошенному затылку было что-то незнакомое или неузнаваемое, чего он раньше в ней не видел и не подозревал. Она отводила его нетерпеливые руки, ловко выкручивалась из грубоватых объятий, а потом вдруг скользнула на подушки и посмотрела говорящими глазами, и если бы он не поспешил утвердить свое право быть сверху, то мог бы догадаться о многом. Но он был не в состоянии сдержать похоть, и, склонившись над распростертым телом, хрипло спросил:
– Несладко приходится с этими приходящими?
И ее лицо сразу потухло, а ресницы сомкнулись, не позволив ему прочитать ответ. Но мужчине, запутавшемуся в сетях соблазна, не нужны были слова. Он заставил ее изгибаться в попытке удержать ускользающее наслаждение, менял ритм и торжествующе замирал, ожидая, что она даст знак прекратить эту муку. И когда она еле слышно застонала, будто стыдилась своей страсти, и спрятала пылающее лицо между истерзанных подушек, он посчитал себя отмщенным. Почти перекатился на спину, позволив ей бессильно скорчиться возле расписанной золотистыми лилиями стены.
– Довольна? – С самодовольством сытого самца он похлопал ее по влажному, неожиданно прохладному бедру и не заметил, как белеющие в темноте лопатки, словно сложенные крылья, дрогнули и окаменели, пока властная рука ощупывала доставшееся ей богатство женского тела. – Или он умеет сделать это лучше?
– Не говори о других.
Она села в кровати и принялась собирать на затылке