Сибирская сага. Афанасий Бейтон. Леонид Бляхер
отряд солдат, которые быстро бегать. Резерв. Не ставить их на позиции, а бежать там, где есть проблема. А там, где главный удар, поставить четыре пушки. Чтобы стреляли два и два. Снаряд с огнем. И как начнут атаку, зажечь посад.
– И сколько же солдатиков у тебя бегать будут?
– Два рота будет хватить.
– Что думаете, полковники?
– А что? – отозвался Лопухин. – Поручик дело говорит. Запас карман не тянет. А две роты молодцов врага со стен собьют, если те, паче чаяния, поднимутся.
Предложение Бейтона приняли. Две роты солдат оставили в резерве. Установили пушки. Через день начался второй штурм. Радзивилл бросил в сражение почти всю пехоту, но Высокий город и замок взять не смог. Бились в тот раз отчаянно. Шесть раз на прорвавшихся поляков бросали запасные роты, и прорывы удавалось ликвидировать. Штурм отбили. Поляки затаились в пригороде, устанавливая осадные орудия. Начался обстрел города. За неделю враг смог в трех местах серьезно повредить стену, завалить колокольню в городе. Однако ночная вылазка стрельцов позволила уничтожить несколько пушек. Обстрел ослаб. Но наступал голод. Норму питания сократили в два раза. И это воинам. Мирное же население голодало страшно. Все сильнее слышался ропот по улицам и переулкам, хотя до открытого бунта пока не доходило.
Шла весна, но снег все еще лежал на полях. Растопленный снег все чаще заменял в городе воду. Снег же не давал пробиться в город казакам Золоторенко. В марте и апреле Великий гетман предпринял еще три попытки взять город, но с каждым разом все более вялые. Устали осаждающие. У них тоже начинались сложности со снабжением, хотя и несравнимые с теми, которые испытывали в Могилеве русские.
Жидкое варево из муки и лука уже много дней было основной пищей солдат, стрельцов и казаков. И это еще была еда. Жители молили о куске хлеба. Хлеб же выдавали только тем, кто рыл валы и укреплял стены на случай нового штурма. Из хлеба варили жидкую похлебку, чтобы обмануть голод. Но и это было не у всех. Умерших от голода свозили на окраину и хоронили в общей могиле. Только крест над холмом оставался в память о сотнях и сотнях несчастных людей.
Чтобы как-то отвлечься от постоянных мыслей о еде, в свободное время Бейтон все чаще закрывал глаза и представлял себе «русскую волю». Огромное ночное небо в звездах, теплый ветер, конь под тобой. А там, где небо сливается со степью, теплится малый огонек родного дома. Того самого, желанного дома, которого у поручика и не было никогда.
Порой он представлял себе свой полк. Не тот, в котором он служил сейчас, а будущий – его, Бейтона – полк. Идеально подобранные молодцы в синих мундирах с красными обшлагами. Вот они стоят длинным строем. А Бейтон на рослом коне объезжает своих орлов. Когда-нибудь это обязательно будет. В этом молодой офицер был уверен. Это отвлекало, возрождало силы и желание жить. Ну, по крайней мере, притупляло чувство голода, делало его не столь мучительным и постоянным, заставляло не думать об отеках на руках и ногах.
А в середине