Инкские войны. Incas. Игорь Олен
пользуем их опыт знания государственного устройства и управления. А что – мы? Знамениты мы войнами да дворцами…
– Спит, – прервала Мама Óкльо. – Может спать сидя, знаю. Мчался как ветер! Он покорил пять стран!
– Сестра, – Амару Тýпак встал, – ему, называемому земным богом, надо быть сдержанней и пристойней. Он был обязан войти в Град пышно, а не влететь вслед гонцу как мальчик, будто травя дичь в поле.
– Он беспокоился! Он спешил!
Амару Тýпак взял шкуру с торчавшей стрелой и встал. – Пойду разберусь со всем…
Коль ты пил мудрость Старого Света и понял значимость рода Юлиев либо Фабиев в общих стараньях римлян, будешь рад встречам с кланами инков, строивших Новый Свет. Вспомним, скажем, чима-панака, начавших Куско, айльу-панака, ставших за независимость в годы царств Чинча-Чанка или Аймара, и, в завершенье, – инка-панака, распространивших власть Куско на сто расстояний…
С инициала напишем их, чтоб свидетельствовать добродетели и таланты, – чтоб не безжизненной строчкой был Инка-панака Амару Тýпак Инка ауки, но поразил бы величьем имени: Рода Инки Принц Крови Удав-и-Сияющий-Отпрыск-Солнца.
Но покидаем дворец, что сложно. По коридорам с корзинами, мётлами и посудой мчат челядинцы. На перекрёстках секироносцы, они ж «гвардейцы», «самоотверженные», угрожают секирой, лица впиваются во всех зраками: кто такой?! В золоте клиновидных входов тучный, важный, блистательный муж грядёт с посохом, и туманные взоры блуждают над всеми. Он всходит лестницей в гуле: «Верховный Жрец к Набольшему владыке!»
Сколько носилок – маленьких и больших – на улице, где носильщики, сев на корточках подле ручек, ждут…
Кто там к нам? Стража?!
Мчим к главной площади Ликования и Восторга… Стоп, в сторону, к стене Дома Избранниц, прочь от носилок: пусть проплывёт лик надменно-неумолимый знатного инки… Дальше!.. Место строительства кишит людом: плавится золото, разливается, на него кладут блоки; плиты взволакивают, обтёсывают, и растёт стена…
Вот ручей в ложе камня…
Мост, скомкав площадь Восторга и Ликования, перелился с ним вместе в меньшую площадь Радости, зачиная там тракт, что тянется за холмы…
Строй лам навстречу: вьючена каждая и надменны верблюжьи лики…
Мчит гонец, увлекая с собой нас с шавками, что близ лам.
В предместьях, на возвышеньи, – два ряда каменных древних башен. «Две малые, величиной в три роста, располагаются меж больших двух; малые отстояли одна от другой в восемнадцати или же в двадцати футах; с боку от каждой на этом же удаленьи были другие».
Окрест – ни кустика, всё жуткое: птицы падали, пролетая здесь, зверь сбегал в ужасе. В выступах и в пазах башен – ветер. Лишь Солнце холил древность за службу, – плод коей, кстати, уж дозревал.
День минул. Тьма яркими и мохнатыми звёздами стерегла Пуп Мира, ответствовавший огнями. Не было в западном полушарии града больше.