Капитан Невельской. Николай Павлович Задорнов
опись Гаврилова, карту, которая, оказывается, была ему известна, сказал про общее недоверие, существовавшее среди европейских ученых, к сведениям из японской географии, утверждавшим, что Сахалин – остров. – Но, глубоко веря, что не может не быть пролива, мы все, как одна семья, решили продолжать опись. Мичман Грот и штурман Попов, при волнении и свежем ветре, следуя перед транспортом на шлюпке, открыли глубокий фарватер, просекавший эту обсыхавшую при малой воде косу, и мичман Грот, высадясь, встал на ее оконечности. Вход в лиман был найден. Заблуждения предыдущих исследований оказались рассеянными!
Капитан и хмурился, и улыбался, глядя на карту, потом рука его схватила трубку из раковины.
Между тем штурман положил новый огромный лист, где, вычерченные по клеткам, виднелись белые и голубые разводья лимана, как птицами в перелет усеянные вереницами цифр.
Муравьев, увидя устье реки с промерами фарватеров, привскочил на кресле. Эти колонки цифр были следами шлюпочных походов. Они перебороздили лиман и устье в нескольких направлениях. Губернатор и его спутники, наклонившись, тянулись к карте со всех сторон.
«Потрясающая картина!» – думал губернатор, меняясь в лице.
– Да, это действительно открытие! – торжественно сказал он. На этой карте все выглядело опять по-новому.
«Он молодчина, – подумал Муравьев. – Ворвался! Вернее сказать, вырвался туда силой! Без инструкции, без средств, покинутый всеми, даже мной, при всем моем сочувствии!»
Муравьев готов был признаться, что он все же недооценивал убеждения этого человека, что не совсем реальными, не подходящими ко времени и невыполнимыми казались ему планы Невельского. А с каким блеском, отвагой и самоотвержением он все совершил! Муравьев подумал, что он сам, глубоко верящий в русских, невольно поддался мнению, которое глухо, но упрямо распространялось в некоторых слоях общества, что русские якобы не способны к практическому делу, что они ничего не умеют делать как следует, могут только строить обширные планы и фантазировать. Правда, он сразу ухватился за Невельского, поддержал, не отверг его планы, но он принимал из них лишь зерно, практически нужное ему самому. Что бы ни было, Невельской уже сделал для России больше, чем все предыдущие исследователи подобного рода. Его открытие даже важней, чем открытия наших по заслугам увенчанных знаменитостей – Литке, Крузенштерна, Врангеля.
Невельской рассказал, как при описи берегов лимана Петр Васильевич Казакевич увидел огромную бухту в горах, из которой шло мощное течение.
– Получив известие, я немедленно пошел туда на шлюпках с отрядом матросов… Вот деревня Тебах на устье – четыре дома, вот Чарбах – шесть домов, Чобдах – два дома. Мео… Петр Васильевич первым вошел в устье реки! – обернулся капитан к старшему офицеру Казакевичу. – Петр Васильевич определил астрономически местонахождение входного мыса. Вот рисунки, исполненные офицерами; входной мыс, вот деревня Тебах в трех верстах от устья, где, согласно утверждениям наших дипломатов, находится крепость с флотилией