Взрослые игры. Тереза Тотен
я вдруг задумалась. И ничего хорошего в этом не было. Мысли мои кружили вокруг того, что я по-прежнему живу в канаве, что мои ногти все так же ломаются, когда я разгружаю овощи, что госпожа Чень по-прежнему не поддается моему обаянию. Последнее бесило меня сильнее, чем должно было. Какая разница, любит она меня или нет? Вот только разница была. Я пыталась убедить себя, что дело в культурных различиях, но, черт возьми, она расцветала всякий раз при виде мальчишки из булочной. Парень всегда носил темные джинсы и черную футболку, будто явился из девяностых. Это по-настоящему беспокоило меня. Он салютовал ей всякий раз, как прохаживался с важным видом по рынку, а она улыбалась и махала ему в ответ. И тогда я допустила ошибку, спросив ее, кто это, а она просто проворчала «Булочная».
Этот парень из булочной меня раздражал. Проклятье, меня раздражала вся ситуация.
Думать хорошо, когда ты обдумываешь план, но думать ради самого процесса – ошибка. Будто вязнешь в горячем битуме. К тому моменту, как я добралась до Юнион-сквер, мне нужно было ненадолго присесть. Я зациклилась на одной мысли. Когда я зацикливаюсь на одной мысли, я глупею и начинаю давиться воспоминаниями. Как в тот день, когда я похоронила поздравительную открытку в парке.
Мы с мамой жили над круглосуточным магазином электроники и хозтоваров, который не работал по воскресеньям, понедельникам и вторникам. Из всех наших квартир эта была моей любимой. Большинство квартир над магазинами действительно неплохи, хотя со стороны об этом никогда не скажешь. С нашей нам определенно повезло. Мы были счастливы. У каждого была своя спальня. За ними располагалась кухня, а еще столовая и огромная гостиная с окнами прямо на улицу. Квартира была полна очарования и индивидуальности. Так там сказал мистер Сазерленд.
Я еще не успела вытащить ключ из двери, как в коридор вышла мама. Почему она была дома так рано?
– Кейт, дорогая?
Я не могла разглядеть выражения ее лица в неярком свете лампы, но видела, что она все еще была в своей белой униформе зубного техника.
– Привет, ма. Ты чего так рано?
– У меня чудесные новости, дорогая.
Она говорила этим тонким, словно китайский фарфор, голосом – высоким и дрожащим.
На кухне что-то упало, послышался шум возни. Я шагнула к маме. Сердце сжалось.
– Да, ты верно догадалась, дорогая. – Ее глаза распахнулись, но тон не изменился. – Твой отец дома. Идем в гостиную.
– Папа? Он нашел нас?
Мама сграбастала меня за руку и прошептала одними губами:
– Он немного пьян.
Вся левая сторона ее лица была розовой и шла пятнами.
«Немного пьян» – это было плохо. «Очень пьян» – гораздо лучше, потому что в этом случае он промахивался два раза из трех. А лучше всего – «пьян в стельку».
Отец ввалился в прихожую.
– Прости, дорогая, – зашептала мама, – я слишком много ему рассказала. – Она произнесла это так быстро и тихо, что я не была уверена, все ли я расслышала.
– Кэти!