Хеопс. Игорь Олен
страна в скорби: люд спрашивает, где он; жертвы отложены, царь ведь первосвященник; пропущен сам День Кормлений – главный из ритуалов… Стенали трое: супруга высматривала Эсмэ. Он крикнул, что не желает в Мемфис, что он дал слово быть в барке, коль не случится чуда. Чтоб изменить Египет, надобно чудо, он говорил им. В прежний Египет он не поедет, ибо решил так.
Гости сказали, что они с чудом: царь не сойдёт с барки, но будет в Мемфисе, вот как.
В Ра-Кедите (названном им «Эсмэ»), где барка не была месяц, он встретил толпы и наблюдал, как барку влекут на стапель, а после катят по взявшему вдруг тракту, ровному и прямому, через поля и чащи, через озёра-реки. Он не заметил, как сел на трон в царском платье на верхней палубе под навес.
Он поражён был.
– Путь Ра, – сказали.
– Чудо! – признал он.
Так, «не сошед с барки», он ехал в Мемфис, не изменя себе.
Чудо? Истинно!
С барки он не сошёл? Да, истинно!
К тому ж речь вели о «двойном чуде»: мол, от Ра-Кедита видно Мемфис.
Впрямь: на другой день Город блеснул вдали (150 км) в зыбком воздухе.
В этот день царь, придя в себя, понял, что он обманут.
То, от чего он бежал, вернулось: барка на тракте, взявшемся ниоткуда, толпы вдоль тракта, путь в цветах, ритуал, помпа, – все это чуда были тем чином, кой он отверг. Он видел, что эти чуда суть строй Египта, что этим строем, вдруг сотворившим Путь, спрятана в трюм Эсмэ… То есть его любовь и вообще Любовь спрятаны! Рядом же – строй Египта в виде вельмож, наследника и царицы да воплей черни, собранной здесь насильно. Также он понял, чем обошлось чудо, сладкое Хенутсен в той мере, что она млеет. Чтобы покрыть путь плитами, согнан был весь Египет. Плиты доставлены, а грунт выровнен кровью сорванных со своих мест масс. Здесь сотни тысяч, столько же, или больше, плиты рубили и волокли сюда…
Слыша ход опахал, видя принца-наследника, стывшего у бушприта в праздничном схенти, царь вдруг воскликнул:
– О, меч царя! Брось труд! Ты устал в битвах. Я дарю Хамуасу, Другу, радость единственному студить меня… Справишься, о, мудрейший? Ты свершил чудо большее – путь сей с плывущей баркой. О, я воздам тебе! – Царь сжал скипетр – крюк и бич. Он хотел их швырнуть в Хамуаса, но удержался.
Сгорбясь, тот крикнул:
– Меджéду Хор! Меджед Эр Небти! Нес Бити Небти! Бикуи Нéбу Небтауи Хнум-Хуфу! Честь!
На нижней палубе рыком глашатаи повторили:
– Меджéду Хор! Меджед Эр Небти! Нес Бити Небти! Бикуи Нéбу Небтауи Хнум-Хуфу5!!!
Рёв толп раздался:
– ХОР!! ИЗБРАННЫЙ ДВУХ БОГИНЬ!! О, СОКОЛ! ТЫ ХРАНИМ ХНУМОМ!!!
Звук воплей перекрывал оркестр и скрип блоков. Царь сморщился. Генерал, поклонившись, прошёлся к принцу. От этого царь чувствовал, что он раб хуже строивших путь трудяг, раб – хуже знати, влекущей барку, раб – хуже принца и Петефхапи, ставших подле бушприта в вольности говорить, чесаться и поворачиваться в виду его. Он же, царь, должен сидеть
Ярчайший Хор, Возлюбленный Двух Богинь, Царь Верхней и Нижней Почв, Избранный Двух Владычиц, Сокол Златой, Царь Двух Египтов, Хранимый Хнумом (др. егип.).