Искусство семейного воспитания. Педагогическое эссе. Шалва Амонашвили
сыну бросить курить.
Так я помогаю многим другим отказаться от курения.
Образ отца – его преданность партии и его искренняя вера в новую коммунистическую жизнь – помог мне принять весьма сложное и важное для себя решение. Это было в 1990 году, когда я был членом Верховного Совета СССР. На заседании Совета был поставлен вопрос об упразднении шестого пункта Конституции, который закреплял верховную власть партии. Решалась судьба страны: идти путём диктатуры или путём свободы. Мои коллеги, сидящие рядом, уговаривали меня проголосовать за сохранение этого пункта Конституции. Они даже шантажировали меня, что партия наберёт ещё силы и это будет опасно для меня. Но я закрыл глаза и призвал образ отца. «Как мне быть, отец? – спрашивал я у него, – Твои ожидания не оправдались, партия не даёт людям свободно мыслить. Мою Гуманную Педагогику называют буржуазной. Новую жизнь, которую ты хотел утвердить для меня и для народа, эта партия не построит никогда. Как мне быть, отец, за что голосовать (нажать палец): за то, чтобы сохранить конституционную власть партии, или за то, чтобы лишить её этой власти? Скажи мне, отец!» Это были духовные муки. И я почувствовал ответ отца. Он был примерно таким: «Я действовал по вере и был прав. Действуй по своей вере и тоже будешь прав». Я проголосовал за упразднение пресловутого шестого пункта Конституции авторитарного государства.
Так я живу с образом отца по сегодняшний день.
Было мне тогда 15–16 лет. Однажды вечером я разгулялся с друзьями и возвратился домой после полуночи. У меня были ключи от квартиры. Зная, что мама и сестрёнка должны уже спать, я осторожно открыл дверь и вошёл в прихожую.
Вижу: сидит мама на табуретке в коридоре и при тусклом свете керосиновой лампы штопает носки. Я обеспокоился.
– Мама, почему ты не спишь?
– Тебя ждала! – сказала она усталым голосом, без раздражения.
– Почему ждала, мама, я же не пропаду?
И то, что она ответила, осталось во мне как образ, из которого черпаю я мудрость до сих пор. Она сказала мне таким же спокойным и усталым голосом:
– Пока у тебя не будет своих детей, ты этого не поймёшь! Мама улыбнулась мне грустно и пошла спать.
Тогда я действительно не понял смысла маминых слов.
Шло время.
Я уже не раз возвращался домой поздно, а то и к утру.
Мама так же сидела на табуретке в прихожей и ждала меня. Иногда это меня раздражало: среди веселья с друзьями я вдруг вспоминал, что сейчас мама сидит в прихожей и ждёт. Это меня мучило.
– Не жди меня, мама… Я уже не маленький! – возмущался я. А она грустно улыбалась и отвечала:
– Я должна ждать тебя!
– Почему?
– Что мне тебе сейчас объяснять. Придёт время, сам поймёшь.
Шли годы, и этот образ всё раскрывался и совершенствовался в моём духовном мире. Что же он свершил во мне?
Вначале изменилось моё отношение к матери: я стал более заботливым к ней, более ласковым.
Дальше мои мысли не раз возвращались к образу матери: то вспоминал голос, лицо, глаза матери и уже теперь разгадывал, сколько в них было любви к сыну. Вспоминал, что она держала в руках,