Смерть пришельцам. Южный фронт. Максим Хорсун
Он ведь давно погиб…
– Не погиб, а без вести пропал, – поправил его дед Бурячок. – Похоронку вам никто не приносил. Просто ты давно надеяться перестал и сам записал батю в покойники.
– И кому я передам эти проклятые слова? – продолжил, не услышав старика, Степка. – Даже если в них есть смысл… Давно нет ни армии, ни флота, ни даже партизанского движения.
Дед Бурячок сердито хекнул, снова заходил по пещере, хрустя коленями и потирая то одну ногу, то другую.
– Не лезь в бутылку, малец! – прикрикнул он. – Если ты ничего, кроме степи, в жизни не видал и полагаешь, будто дальше Каменки – обрыв, то это не означает, что все на самом деле так и есть. Союз огромен! Кто знает, что сейчас творится в Москве! В Ленинграде! В Сибири или на Дальнем Востоке! Вот ты твердо знаешь, что Красной армии больше нет?
– Но все так говорили, – устало возразил Степан.
Старик снова хекнул.
– А кто говорил? – Он поднял седые клочковатые брови. – Наш староста Иван, который делал навар на Обменах? Или Трофимов – бывший председатель колхоза – говорил? Так у Трофимова теперь собственная коммуна, «Светлый путь» называется, и в ней он – то ли царь, то ли султан. А может, атаман Ермаков из Старого Режима говорил?
– Да понял я, понял! – отмахнулся Степан. Было не очень приятно слышать такие слова от «шифрейника». Никогда раньше он не смотрел на степную жизнь под таким углом. Неудивительно, что дед Бурячок умом тронулся – постоянно видеть перед собой темную изнаночную сторону происходящего.
Степан начал выбираться из дедовой телогрейки.
– Ты чего? – удивился старик. – Взопрел уже?
– Да, согрелся, – сухо ответил Степка. – Спасибо.
– Оставь себе! – Дед Бурячок выставил сухие ладони, словно защищаясь. – А вдруг ты заразный!
И снова Степан изумился.
– Да тебе же… сто лет в обед! – На середине фразы его горло осипло.
– И что? Я, может, пожить еще хочу! – вспетушился в ответ старик. – Не нужна мне твоя зараза!
– А как же… – Степан указал на телогрейку.
– Носи на здоровье, – позволил дед. – А я завтра обыщу развалины, может, найду приличный тулупчик…
Степан повернулся лицом к выходу из пещеры. Снаружи задувало зябкой свежестью, слышался шелест воды. Степан начал кашлять, длился приступ долго, а когда он закончился, юный охотник понял, что силы его окончательно иссякли. И сон вроде бы не шел, и назвать бодрствованием то, что с ним происходило, язык тоже не поворачивался.
Дед что-то еще побурчал и, когда понял, что беседа останется без продолжения, принялся возиться. Он ушел в глубь убежища, спустился в колодец, похожий на пищевод каменного чудища. Оттуда он вернулся с вязанкой старых костей. Кости бросил посреди верхнего зала пещеры, к ним добавил ветвей кустарников и сухих стеблей, которые удалось наломать возле входа. Затем дед выковырял из бочки с соляркой пробку, щедро плеснул на кучу, зачиркал обломком напильника по кремниевому кругляшу, высекая