Край бесконечности (сборник). Кристин Кэтрин Раш
рождены, чтобы быть суши, но не рождены суши. Все мы начинали как двоеходики, и, хотя нам удалось стряхнуть бинарное мышление, это не значит еще, что мы всецело просветлились. Уже идут разговоры о том, что среди кандидатов многовато наутилусов помпилиусов – и что осьминожек, или иглобрюхов, или крабов должно быть больше. Мне это блабла не нравится, но сбегать в Юпитерианскую колонию поздновато. Не то чтобы я так уж хотела. Даже если Рыбеха и ее дружки-колонисты выжили и процветают, я не готова менять свою жизнь на целый новый мир. Надо просто подождать и посмотреть, что будет.
Эй, я же сказала, что не люблю трепаться о политике.
Элизабет Бир
В глубинах неба
Маленький скиф Бурегона подпрыгнул и заскользил по тропопаузе, опираясь на плотные слои теплого облачного моря и обгоняя свирепый ветер. Корпус скифа был широким и плоским, с дополнительными буйками-понтонами – все приспособлено для плавания по густой мутной атмосфере. Бурегон поднял паруса высоко в стратосферу, и добрые ветры погнали скиф вперед, против течения темного пояса.
Впереди высилась багровая стена Глубокой Бури, вырастающей из клочьев белого тумана – щелочных облаков, взбитых в глубине смертоносной слоистой атмосферы. Глубокая Буря протянулась от горизонта до горизонта, ее края скрывались в дымке. В сравнении с протяженностью высота ее казалась незначительной, хотя уходила в стратосферу, где вихри срывали верхушки аммиачных кучевых облаков, пробивших тропо-паузу.
Буря светилась жаром глубин, на ее фоне выглядели холодными силуэты других скифов. В приемнике Бурегона звенели голоса. Он наклонился поближе, коротко приветствовал коллег. Соперников. За многими из них такая же длинная линия предков-добытчиков, как за ним, во многих накоплены не меньшие запасы знания.
Но Бурегон твердо решил, что, дополнив накопленное собственным искусством и опытом, станет лучшим из небесных добытчиков.
Позади и выше проглядывало заманчиво ясное индиго чистого неба, испещренного ясными звездами. Сейчас в нем виднелось не больше дюжины лун. Крошечный источник мира освещал их полумесяцы так ярко, что свет затмевал соседние звезды. От зноя небо тоже светилось, далекая термосфера переливалась сиянием. Грудную клетку Бурегона теснили чувства – он созерцал изящные балдахины дрейфующих миров, медлительными витками восходящих над теплой стеной Глубокой Бури. Солнце придавало яркость их окраске, но изнутри они были прохладно-темными.
Зря он смотрел, зря дал волю надежде. Но вот – туманная вдали, за дочерьми и сестрами, раскинув переливающийся золотым и лиловым балдахин, восходит Матерь Могил. Издалека и снизу Бурегон не мог различить оживленную экосистему, которую та несла на спине, высоко над многоцветными облаками, под питающим ее светом солнца. Он видел только переливы сока, каплющего с корневой сети покровных деревьев, что окутывала бока Матери, вылавливая из атмосферы живительный аммиак и перекачивая его в пухлые листья и твердые питательные плоды.
Бурегон вскинул