Время Оно. Михаил Успенский
Стыдно мастеру за бездельника и пьяницу ручаться, – сказала княжна Карина. – Помолчите пока оба, я соискателя слушаю...
Соискатель сидел в углу на высоком табурете. Узкие глазки его с неудовольствием пошарились по Жихарю, плоский нос пренебрежительно шмыгнул, красивые черные усики горделиво дернулись. Был он почти круглый, но не от природного жира, а оттого что навздевал на себя семьдесят семь одежек – во всяком случае, Жихарь насчитал именно столько, покуда не сбился. Видимо, степной жених полагал, что так будет богаче. Сидеть на табурете ему было неловко, Сочиняй-багатур то и дело поглядывал на пол с опаской, страшась сверзиться без привычки. Потом перевел дух, взял поудобнее свой инструмент о двух струнах и дребезжащим голосом продолжил прерванную незваными гостями песню:
Благороднейший мой отец,
Пожиратель женских сердец,
Причитать по-другому стал,
Вот как мой отец причитал:
«Что мне проку в моих стадах,
Что мне толку в больших деньгах,
Что мне пользы в славе мирской,
Что мне счастья в молве людской,
Коль ребенка нет у меня,
Жеребенка нет у меня,
И козленка нет у меня,
И слоненка нет у меня?
Ни одна из двух сотен жен
Не родила котенка мне,
Ни одна из двух сотен жен
Не родила орленка мне,
Я один доживать должон,
Сам-один, точно крюк в стене.
Кто на крюк мой повесит лук?
Кто под старость мне станет друг?
Кто стада мои поведет,
Да уж кстати – и весь народ?
Кто укажет им светлый путь?
Видно, пришлый какой-нибудь...»
Жихарь сперва слушал с пренебрежением, а потом ему жалко стало старика из песни – невелика радость помирать без наследника. А с другой стороны, не могут же все двести жен быть бесплодными? Видно, у самого крюк этот не в порядке... И Лю Седьмой что-то похожее про себя рассказывал... Все верно, богатыри не котята, скоро не рождаются...
Он задумался над своим сиротским горем и прослушал ту часть песни, где рассказывалось, как у безутешного старика кое-что все-таки получилось на двести первой жене:
...Десять лет носила меня
В золоченом чреве своем,
Как стрелу скрывает колчан
В золоченом чреве своем.
А когда народился я,
Задрожала вокруг земля,
Птицы падали на песок,
Людям в горло не лез кусок,
Я родился врагам на страх,
Сгустки крови зажав в руках.
И стремглав бежали враги,
«Пощади!» – визжали враги.
Я, едва лишь набравшись сил,
Пуповину перекусил,
Голым я вскочил на коня —
Так запомнили люди меня!
Десять дней бежали враги —
Их до Желтого моря гнал,
Двадцать дней бежали враги —
До Зеленого моря гнал,
Тридцать дней бежали враги —
До