Странная женщина (сборник). Андрей Геласимов
симпатичный дядька с бородой, в джинсах и свитере. Наверное, это у них форма такая, подумала я, пытаясь понять, кем приходится Николаю Ивановичу мой собеседник. Отец? Брат?
Начала объяснять, кто я, но хозяин быстро перебил:
– Да-да, Тусечка сказала, что вы придёте.
Повинуясь его приглашающему жесту, я вошла, не сразу сообразив, кто такая Тусечка, настолько привыкла в своих мыслях называть начальницу Николаем Ивановичем.
Огляделась, ища вокруг признаки разорения и упадка, ибо понятно, что человек, сутками пропадающий на работе, не может держать дом в порядке, но против ожидания вокруг оказалось довольно мило.
Без лишней роскоши, но уютно, и хотелось посидеть подольше, а не уйти скорее под любым предлогом, как бывает в некоторых домах.
Насколько Николай Иванович была замкнута, настолько же бородатый дядька оказался радушен.
К моменту, как вскипел чайник, я уже знала, что зовут его Фёдор, он иллюстратор детских книг и живёт с Тусечкой в любви и согласии уже двадцать лет.
Оказывается, Тусечка много обо мне рассказывала, и он на всякий случай приготовил книги для моего сына, не потому что хвастается своими работами, а просто книги хорошие. Конечно, тяжеловато получается, но он меня проводит до метро.
Вообще он очень рад познакомиться с кем-то из сотрудников жены, так-то она человек необщительный, для семейной жизни это скорее хорошо, но всё же иногда интересно узнать, с кем супруга проводит время.
К чаю Фёдор подал орешки и какую-то странную штуку, пояснив, что они с Тусечкой вегетарианцы.
Ого, подумала я, сколько всего выясняется, и прониклась ещё большим уважением к Николаю Ивановичу. Обычно приверженцы здорового питания все мозги проедают непросвещённым, восполняя, наверное, таким способом недостаток белков, а начальница никому ничего не навязывает.
Пакет с книгами оказался действительно очень увесист, но помучиться с ним стоило. Иллюстрации Фёдора оказались прекрасны.
Прощаясь возле метро, он спросил, не рисует ли мой сын, и предложил как-нибудь привести его на экскурсию в настоящую мастерскую художника.
Всё-таки я не утерпела и спросила, каково это – жить с трудоголиком.
Задумчиво почесав бороду, Фёдор ответил, что семья – островок свободы. Сохраняя семью, сохраняешь и свободу, а разрушая – впадаешь в беспросветное рабство.
Хорошо, что к тому времени я уже снова была замужем и поняла, что он имел в виду.
Мы несколько раз ходили в мастерскую Фёдора, в редкие дни, когда Николай Иванович была свободна. Супруги приглашали нас приходить чаще, запросто, тем более что у сына появился явный интерес к живописи, но я считала неудобным посещать чужого мужа в отсутствие жены, только надеялась, что, если между нами всеми сохранятся хорошие отношения, сын сможет приходить в мастерскую сам, когда подрастёт. А покамест Фёдор записал его в кружок к своему приятелю, развивавшему дарования у маленьких детей.
Своих детей у супругов не было, но, кажется, они не очень страдали