Стриптиз на 115-й дороге (сборник). Вадим Месяц
подошел ко мне, потрепал по богатой шевелюре и сказал:
– Будем работать. Будем учить тебя правилам хорошего тона.
– А ты научись говно за собой смывать, – сказал я. – Я вчера в сортир следом за тобой заходил.
Я хлопнул дверью и поехал на любовное свидание к Иветте, пока ее маман не вернулась с работы. Секс тоже напоминает о бессмертии, пусть и не так доходчиво, как музыка.
К тому времени я сочинил песен десять: «Ремонт в воздушных замках», «Умрем мы раньше вас, папаши», «Я ударил тебя по лицу», «Беспутное лето», «Ящер», «Цыгане увели моих коней»… Эти песенки были ритмически организованны, остальные представляли собой какие-то мутные эксперименты с мелодией и нерифмованным текстом.
Общаясь со старшеклассниками, я немного перегибал палку: мне с ними все равно было не по пути. Им нравилась какая-то трагическая тягомотина в духе Чеслава Немена. Против Чеслава я ничего не имел, но понимал, что мы такое не вытянем. Вокала нет. Пальцы деревянные. И худсовет не пропустит. В том, что худсовет не пропустит мои песни, я не сомневался.
Парни в группе были скользкие, но объединенные каким-то общим взглядом на мир. Дети партийных работников среднего звена, преподавателей научного коммунизма. У Бобровского отец был хорошим, можно сказать, легендарным хирургом, но это ничего не меняло. Даже с подонками, которые трясли с нас водку, мне было проще. Простые товарно-денежные отношения, никакой психологии. А эти мальчики умели профессионально подкладывать свинью, распускать дурацкие слухи по школе, доносить о наших пьянках учителям, хотя и сами были не прочь выпить.
На выходе я встретил Штерна, презрительно рассматривавшего немного облупившийся памятник Льву Толстому.
– Хочешь стать таким же умным? – поинтересовался я у Женьки.
– Это не ты написал? – спросил он, довольно улыбаясь.
Вдоль постамента куском гудрона кривыми буквами было начертано: «Пидор».
– Правда, что ли? – удивился я. – Про других слышал, про этого – нет.
– Люди зря такого писать не будут, – победоносно сказал Штерн. – Народ глядит в самый корень проблемы.
– Какой проблемы?
Штерн не знал, что ответить, и лишь глупо заржал.
– А ты все музыку играешь? Дивлюсь я на вас…
Он и раньше говорил мне, что участие в «Мотыльке» – мартышкин труд.
– Зачем им поднимать тебя? Ты поднимешься – и их раздавишь.
– Я коллективист, – оправдывался я. – Я готов дружить. И вообще я обожаю командные виды спорта.
– Слушай, – заявил он. – Я играю на гитаре лучше всех в городе, а в это шапито не лезу.
Я впервые услышал о его интересе к музыке. Недолго думая, раскрыл кофр и вручил ему свою «Кремону».
– Покажи класс.
Штерн недоверчиво взял инструмент, неумело провел рукой по струнам.
– Я играю на семиструнной гитаре, – нашелся он.
На следующий день ко мне на перемене подошел Бобровский и сделал интересное предложение. Я даю им