Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрко-монгольский мир XIII – начала ХХ в.. Р. Ю. Почекаев
могущественному из ойратских родов – Чоросу, впоследствии возглавившему Джунгарское ханство. Воспользовавшись династическим кризисом, последовавшим после смерти Адай-хана (потомка Угедэя) в 1438 г., один из фактических правителей раздробленной Монголии, ойратский Тогон-тайши попытался провозгласить себя ханом. Сообщения позднесредневековых монгольских летописей XVII–XIX вв. об этой попытке носят полулегендарный характер. Согласно им, Тогон нанес оскорбление духу Чингис-хана, явившись в его святилище и заявив, что он, будучи сыном монгольской царевны Самур, или Сутай (дочери Элбэг-хана, потомка Хубилая, по другим источникам – Сутай), не уступает по происхождению самому основателю Монгольской империи, происходившему от Алан-Гоа – праматери всех монгольских правящих родов. В ответ на это, продолжают монгольские средневековые авторы, из колчана Чингис-хана, висевшего на стене святилища, вылетела стрела и поразила нечестивца, отчего он вскоре и скончался [Лубсан Данзан, 1973, с. 269; Монгольские источники, 1986, с. 54–55; Шара Туджи, 1957, с. 144] (см. также: [Владимирцов, 2002а, с. 440–441]).
Исследователи совершенно справедливо отмечают, что подобные сообщения носят символический характер, а в действительности Тогон-тайши, скорее всего, либо погиб в борьбе с собственными сородичами-ойратами, либо же был устранен китайцами, поскольку доставлял немало проблем пограничным владениям империи Мин [Кычанов, 1980, с. 14] (см. также: [Владимирцов, 2002а, с. 475 (примеч. 402)]). Однако природа его претензий на ханский титул, на наш взгляд, отражена в этом пассаже предельно конкретно: в условиях «дефицита» законных претендентов на трон из рода Чингис-хана по прямой мужской линии (одни из которых были убиты, другие утратили легитимность, признав верховенство китайских императоров и т. п.) подходящими кандидатами становились даже те, кто имели хотя бы отдаленное кровное родство с Чингисидами. Почему же Тогон, являвшийся внуком хана по дочери, имел меньше прав на трон, чем, например, претенденты, происходившие по мужской линии, но от братьев Чингис-хана, предъявлявшие права на трон приблизительно в тот же период времени?
Преждевременная смерть Тогона не позволила ему занять трон.[66] Однако тот факт, что его претензии были восприняты в Монголии серьезно, подтверждается официальным, с соблюдением процедуры курултая, принятием ханского титула в 1453 или 1454 г. его сыном Эсеном-тайши – соответственно, внуком царевны Самур.[67] Правда, год спустя Эсен уже был свергнут и убит, однако виновниками его гибели были не возмущенные узурпацией Чингисиды и их сторонники, а собственные соплеменники-ойраты. Дело в том, что некоторые ойратские родоплеменные вожди, подобно Эсену, надеялись занять монгольский трон и потребовали, чтобы он отдал принадлежавший ему до воцарения титул тайджи одному из них, несмотря на то, что к «золотому роду» они отношения не имели. Как видим, ойраты, захватив власть в Монголии, уже готовы были в полной мере пересмотреть традицию и вообще отменить чингисидское происхождение
По мнению Д. З. Покотилова, Тогон, действительно намеревавшийся стать ханом, сам отказался от этого намерения и возвел на трон Дайсунг-хана [Покотилов, 1893, с. 46].
Интересным представляется сообщение монгольских летописей, на которое обратил внимание еще И. Я. Златкин: ойратские предводители соглашались поддержать Агбарджин-джинонга (брата Дайсунг-хана – потомка Хубилая) в борьбе за монгольский трон при условии, что он, став ханом, пожалует титул джинонга, т. е. своего официального соправителя и наследника, именно Эсен-тайши. По-видимому, именно отказ Агбарджина повлек заговор ойратов, результатом которого стала гибель его самого и его приближенных [Златкин, 1964, с. 30–31].