Отдавая – делай это легко. Кира Александрова
изучал бесцветное лицо женщины, пытаясь разглядеть ответ, не доверяя словам.
– Да, да, конечно, только минутку постоять рядом, – Бьянка с усилием отвела глаза от малыша и умоляюще посмотрела на собеседника.
Он открыл дверь ключом с зеленой биркой и пропустил ее вперед. Крадучись, стараясь не дышать, Бьянка ступала по воздуху. Прошла целая вечность, прежде чем она очутилась перед кувезом, где ее новорожденный сын боролся за право жить в этом мире. Замирая от страха и блаженного восторга, она положила ладони на стеклянный купол, хранивший маленькое произведение искусства матери-природы под названием «человек». Наблюдала за рефлекторным подергиванием маленьких ручек и ножек, слышала прерывистое дыхание и ощущала биение сердца. Вдруг малыш встрепенулся, словно птенец, и стал ворочать головкой то в одну, то в другую сторону, и еще сильнее замахал ручонками. В какой-то момент он остановился, будто почувствовал присутствие родного человека, повернулся в сторону Бьянки и приоткрыл глазки. Она боялась пошевелиться, застыла, прижимаясь руками к стеклу. А малыш посмотрел, да-да, именно посмотрел на нее ясными, желтовато-серыми глазками, перестал дергаться и пальчиками коснулся прозрачной стенки временного жилища, задержал ладошку как раз в том месте, где находилась рука Бьянки.
– Привет, Томаш, – она так и не поняла, откуда взялось это имя, просто возникло само по себе, словно иного и не было.
Ручка малыша оказалась такой крошечной, раз в десять меньше, чем ее собственная. Волшебство продлилось еще несколько секунд, потом он пару раз моргнул, затем прикрыл глазки и уснул, вероятно, очень устал.
– Спокойной ночи, спи, мой родной, набирайся сил, впереди долгая, долгая жизнь.
Она даже не сомневалась, что малыш выживет, другого варианта просто не существовало. Теперь он – ее жизнь, именно ради сына Вселенная исцелила ее от неизлечимой болезни.
Бьянка с трудом отделила руки от стекла – следы от ладоней, словно глубокие вмятины. Она уходила, двигаясь спиной вперед, не отрывая взгляда от малыша, пока стеклянный купол не спрятался за другой. Уже находясь в своей палате, Бьянка по-прежнему разглядывала маленькое личико, которое стояло перед глазами, не желая покидать ее. Разные чувства боролись внутри нее: тревога сменялась абсолютным счастьем и благоговением, сомнения утопали во всеобъемлющей любви, возникшей практически ниоткуда и заполнившей все существо. «Том, Томаш, сынок», – она провалилась во что-то мягкое, ласкающее кожу, и это что-то заволокло сначала все вокруг, потом глаза, потом – сознание.
Глава четвертая
Ад и рай
В тот самый момент, когда вы решаете, что ад наконец-то закончился, он с новой, остервенелой силой распахивает ворота и засасывает вас в тугие объятия. И этот ад гораздо страшнее предыдущего.
Бьянка ощутила весь ужас реальности через несколько месяцев после рождения сына. Их перевели в отделение патологии новорожденных городской больницы, где медсестра при банальной смене пеленки сломала