Гандикап – павлиний хвост. (Сборник рассказов). Евгений Жироухов
лось, это дело рук какого-то не очень умелого в столярничестве великана, на красном пожарном щите с гнутым багром вывесили приказ управляющего портовой товарной базой.
Аж, на четырех страницах. Первые три: тра-та-та… в сложных условиях рыночных отношений… напряжение творческих усилий коллектива… поднять… опустить… добиться… тра-та-та… президент и страна… На последней четвертой странице звучало поконкретнее: разделение фонда оплаты труда под взятые на себя обязательства трудовых коллективов, введение лицевых счетов, демократические принципы выбора бригадиров – и в последних строчках опять тра-та-та.
Будто приказ диктовал не лично управляющий базой, а сама себе пишущая машинка его секретарши – Анки-пулеметчицы. Однако – как говорят местные аборигены – приказ произвел впечатление.
В биндюжке отдыхали четверо грузчиков. Один из них, дед Ковальский, самый старый член грузчицкой бригады, которого держали, может быть, за то, что от него не столько пользы, сколько смеха, подошел к листкам приказа, шевеля губами, прочел с полстранички. – И что там накарячили – убей не разберу. – Он демонстративно плюнул, рассчитывая, что над этим засмеются, и сел на лавку, хлопая полами бушлата, чтобы высохло подмышками. – Дурак старый, – лениво произнес длинный и мосластый, как бамбуковая удочка, Иванов. – О выборах бригадира читал? То-то я давно мыслю, что пора нашего пузанчика в отставку. – Действительно, – несмелым голосом сказал Валерка Чичахов, скромный парень, наливающийся застенчивым румянцем по любому пустяшному поводу. – Одна его родня у него в почете.
Иванов повернул к нему голову в шнурованном подшлемнике сварщика, посмотрел дольше, чем он обычно смотрел на человека. – Ха, Валер, а ты правильно мыслишь.
Чичахов махнул рукой. – Да что я – один, что ли. Многие так говорят. – Многие – это хорошо, это в самую масть, – жестко улыбнулся Иванов. – Забурел, забурел бугор. Пять лет уже бригадирствует, жирком, как тюлень, заплыл…
Пискнула схваченная морозом входная дверь. Протопали по коридору тяжелые шаги, и в биндюжку вошел, вернее, протиснулся боком через дверной проем легкий на помине бригадир грузчиков Самошкин. На его неподвижном, щекастом лице бегали живые черные глазки. – Курите?.. Ну, скоренько курите, а то там еще две машины ждут. Экспедиторы бегают, ругаются. – Самошкин поморщился, потрогал себя сложенной в горстку ладонью за печень. Через пять секунд переспросил: – Ну, перекурили? Давай, мужики, скоренько за работу. – Где, перекурили! – возмущенно повысил голос Иванов и показал на остаток сигареты в руках деда Ковальского. – Дай людям-то дух перевести. Скоренько… – Ты не бухти! – в свою очередь прикрикнул Самошкин. – Час поработал и, гляди, устал. Нас сейчас двадцать харь в бригаде. А раньше пятнадцать было, а объем чуть ли не вдвое больше. Норма в смену – двадцать тонн на харю. И ничего, пахали, не скулили… Дайте кто-нибудь папироску, – уже миролюбиво попросил бригадир.
Грузчики ушли. Самошкин расстегнул полушубок, сел на скамью и потер под полушубком левую половину груди. Неодобрительно посмотрел на дымящуюся папиросу и привстал, собираясь бросить ее в ведро-пепельницу. Задел выпирающим из-под ремня животом о край стола, посмотрел на свое брюшко и снова сунул папиросу в зубы.
В биндюжку шумно ввалилась четверка, работавшая на погрузке муки. Стягивали с голов башлыки, отряхивали поднимающуюся клубом мучную пыль, промывали под краном запорошенные глаза. – Что, бугорок наш, грустишь? – подошел к бригадиру его брат Юрка Самошкин, кругленький и подвижный, как теннисный мячик, похлопал брата по животу. – О, бурдючок-то все растет, растет. – Отойди, измажешь, – отстранился бригадир. – Все погрузили? – А то, как же, – бодренько ответил Толик Турусин, сосед бригадира по лестничной площадке и его первый заместитель, невысокого росточка, по-лисьи рыжеватый и с умильно-хитреньким лицом, постоянно с клоунскими ужимками и крученый, точно юла. – Восемнадцать тонн за два часа. Рекорд? – Во-о, молодцы, – кивнул Самошкин-старший. – А то тут сейчас эта оглобля развыступалась…Иванов. – А чего он? – как будто без понятия, спросил хитровущий Турусин, со зверской мимикой выковыривая мизинцем из уха набившуюся мучную пыль. – Да все то же – ищет как бы сачкануть. – А на каком он складе? – На стеклянном. Банки с консервами, соками всякими там отпускают. Я время засек, когда они на перекур пошли. Дай, думаю, проверю, сколько они без погонялы протерпят… Двадцать минут прошло – а они все сидят, курят, – бригадир возмущенно хлопнул себя по коленкам. – Котёл-то бригадный общий, что ж не сачкануть, – кивнул Турусин. – Ты бы их на муку послал вместо нас.
Самошкин развел руками, мол, он обязан по справедливости, никому не потакать, будь то брат, сосед или просто услужливый человек. – Нет уж, – возразил Юрка, – я бы лучше на муке. Таскай, знай себе – а там сто сортов всяких, бегай по складу с ящиками. Тоннажа не видно, а измочалишься вдрызг, за полдня язык на плечо вывалишь.
Бригадир недовольно хмыкнул. Юркиного поведения старший брат вообще не одобрял. За пять лет своего бригадирства старший Самошкин вел политику, в которой главным признаком нормального поведения дел в бригаде являлось уважение к личности бригадира. В основном, ребята подобрались в этом смысле