Дети в лесу. Беатриче Мазини
этим только бы быть похожими на Хану, быть Ханой – и все, больше им ничего не надо.
Конечно, если бы она это заметила, ему бы точно пришлось худо. Порой он ловил на себе ее взгляд, но никогда на него не отвечал – он не собирался вызывать Хану на открытый бой. Просто отворачивался как ни в чем не бывало. Потом еще какое-то время у него было странное чувство, будто ему сверлят спину, но в конце концов оно проходило само по себе. А мериться с Ханой силами он не собирался – Глор как-то попробовал. Глор был Тринадцать, как и Хана, но крупнее ее и сильнее. И выше минимум на голову. Она выиграла тогда в кости, он проиграл – совсем немного, но страшно из-за этого разозлился.
– Ты мухлюешь! – заорал он, вскочив, возвышаясь над ней во весь свой рост.
Но Хана просто сидела, скрестив ноги, и смотрела на него снизу вверх с выражением, очень похожим на жалость. Потом медленно, очень медленно поднялась – и он бросился на нее. Она увернулась, в секунду оказалась у него за спиной. И, привстав на цыпочки, сжала его шею каким-то особым приемом, сзади. Он рухнул на землю как пустой мешок, глаза закатились, только белки были видны из-под бровей. «Ничего себе», – подумал тогда Том.
И на этом все закончилось.
Так что он предпочитал держаться от Ханы подальше. Тем более что в физической борьбе у него не было никаких шансов. Все самое главное находилось у него в голове – там, куда никто не мог заглянуть, порыться и что-то забрать. Там, где жили Осколки. Болезненные, острые, разбросанные в беспорядке. Любой из них может выскочить в любой момент, и тогда от боли перехватывает дыхание. И может снова исчезнуть – ты даже не успеешь его схватить, чтобы вытащить на свет, изранив руки об острые края, забрать себе и больше уже с ним не расставаться. Осколки. Боль и радость одновременно. Боль – здесь, а радость – где-то далеко.
Том пока еще не разобрался во всем этом. Но рано или поздно обязательно разберется. Он уверен.
Так же, как он уверен в том, что Лу – была. Была и исчезла. А когда он, собравшись с духом, спросил у остальных, помнит ли ее кто-то еще, на него посмотрели так, будто он свихнулся.
– Не было никакой Лу, – ответила Хана, всем своим видом будто говоря: ну же, возрази мне, давай. – Никогда.
Еще одно Правило было: не задавать вопросов.
– Не спрашивай, – вопил Громкоговоритель, – о том, чего ты не можешь знать!
В конце концов он стал сомневаться. Может, она ему просто привиделась, Лу. Хотя… Эти глаза цвета дождя, эти волосы такого странного оттенка – они у нее начали отрастать, но пока этого никто еще не заметил, и она так и ходила нестриженая, – эта улыбка… Но если Лу действительно была, то куда делась? Куда ушла? И почему?
И еще Том догадывался, что не на все вопросы есть ответы. И Громкоговоритель тут не поможет, он сам ничего не знает. Иногда существуют лишь вопросы.
Скорлупы находились далеко одна от другой и, на первый, не слишком внимательный взгляд, могли показаться домиками летнего лагеря – скромного, даже спартанского. В этом Лагере не