Лилия Белая. Эпический роман. Лариса Малмыгина
крестьянка настоящих городских денег. Пряники, леденцы и петушки на палочках – пожалуйста, а вот копеечками их, детей, строгие родители не баловали.
– Много будешь знать, – зыркнула быстрыми глазищами ведьма и к окну отвернулась, – скоро состаришься.
«Чудно, – нащупывая с неба свалившееся богатство, невольно подумала счастливица. – Чудно-то как. Неужели я убегу из родимой деревушки, будто воровка какая? Только выхода у меня нет, так как никуда от приказа спасительницы Марфы не денешься».
– Там лошадь, – кивнула за окошко старая женщина. – Кирк дорогу укажет, а потом и коня назад приведет. Доверься ему, красавица, доверься мне, милая. В Сорокине тебя ждет смерть. А теперь садись и поешь.
Краюха черного пахучего хлебушка легла на стол возле проголодавшейся за жуткую ночь беглянки, кувшин с молоком примостился подле ее правой руки.
– Козье молочко-то, козье, все болезни лечит, – кивая на неожиданное лакомство, по-матерински проворковала Марфа и торжественно положила перед Улюшкой солидный шматок сала с аппетитными мясными прожилками. – А это возьми с собой в дорогу, доченька. Пригодится.
Позавтракав и от души поблагодарив хлебосольную хозяюшку, Улюшка вышла во двор, чтобы продолжить свое нечаянное путешествие из родного, поди, потерянного навсегда родительского гнездышка.
Бревенчатая избушка, в которой проживала прославленная чернокнижница, снаружи казалась ветхой, хотя внутри жилье пленяло уютом и чистотой. Высокие, стройные сосны надежно защищали неприступную обитель колдуньи от нескромных посторонних взглядов, пропуская к домику лишь небольшую дорожку, позволяющую самодельным крохотным санцам проехать по ней в сторону села Сорокина и уездного городка Михайловска.
– Оденься, – заботливо заворачивая гостью в старый овечий тулуп, приказала взыскательная чародейка. – И учти, судьба твоя лежит в самом первом домике слева, укрытая стеганым одеялом и с повязкой на бритой голове. – А теперь прощай, драгоценная, прощай да назад не возвращайся.
Уля вздохнула и пристально вгляделась вдаль, туда, где заканчивалась шеренга остроконечных вечнозеленых стражей, честных, благонадежных и неподкупных, как сама матушка-земля.
Глава 5 Уже вдова
Матрена сидела в купленном на барахолке настоящем городском кресле, экспроприированным товарищами пролетариями у проклятых буржуев, и с аппетитом поедала большое зеленое яблоко. То, что она теперь истинная горожанка, восхищало ее необычайно. Она с восторгом думала о своем замечательном муже, пока еще парикмахере, о квартире, которую они снимали у старушки-процентщицы, о бардовом с рюшечками платье, красовавшемся на ее дородном статном теле, о капиталистке Ульке, оставшейся со своей глупой красотой там, в грязном и необразованном Сорокине. Знала бы везучая соплячка, что она, Мотя, изучает сейчас заумные толстые книжки, даже «Капитал» товарища Маркса и труды красавца товарища Энгельса, похожего на театрального актера-любовника,