Лилия Белая. Эпический роман. Лариса Малмыгина
лизал еще недавно бывшие живыми деревья, с аппетитом обгладывал хрупкие древесные косточки. Так и ее, Улюшку, скоро превратят в безликую обожженную дощечку.
– Укладывайся, – пошатываясь на неверных ногах, велел новобрачной хмельной муж, – баил же, что моей будешь. Так и вылезло.
Стуча зубами от отвращения, Уля безропотно скинула с себя свадебный наряд, стащила подаренные Мотей фильдекосовые чулки и под тяжелым взглядом Тришки натянула на безупречное тело заботливо расшитую сестрицей Натальюшкой ночную рубаху.
Пузырящийся тягучей слюной рот постылого по-хозяйски обхватил ее дрожащие губы, чтобы засосать их в вязкую глубину, пропитанную водкой и чесноком.
«Все! – промелькнуло в голове страдалицы, – прощай навеки, вольная волюшка, посиделки вечерние с подружками милыми, жизнь неприхотливая и целомудренная».
Что-то мягкое и безвольное едва коснулось ее интимного места и внезапно замерло, пульсирующими толчками выдавливая из себя на оцепеневшие бедра омерзительно теплую комковатую жидкость.
«Что это? – ужаснулась девушка. – Вот срамота-то! Наверное, описался охальник ненавистный».
– Не скалься, дура, – раздраженно ткнул нареченную в бок любящий молодожен, – мотри, лапа чижолая у меня, выбью зубы- то, нечем лузгать семечки будет.
Уля притихла и в комочек сжалась. Не шутит окаянный, сделает, что обещал. Только отчего он гневается на невесту свою? Разве виновата она, что выпил Тришка за свадебным столом через край? Нахлебался водки и квасу, вот и помочился на нее.
– А ну тебя, – махнул прокуренной рукой на жену Трифон, – Дык вставать завтра раненько, смотреть простыню маманя с батяней будут. Чаво покажем-то?
– Простыню? – подивилась Уленька и вспомнила, как на Варькиной веселой свадьбе что-то красное вопящим от пьянки гостям казали. Тогда еще подумала девушка, что вишневое варенье это али свекла намазаны. Только почему муж серчает? Вот и к стене отвернулся и захрапел даже. Видимо, пожалел ее, сиротинку, Господь всемилостивый, отшатнул от нее рожу вонючую.
– Мой миленок, как теленок,
Только веники вязать,
Проводил меня до дому,
Не сумел поцеловать.
За окошком послышался зычный голос сестры Матренушки.
– Везучая, – подумала Улюшка и, свернувшись в тугой калачик, горько заплакала. Долго ли продолжала рыдать несчастная подле ненавистного кобеля, она и не знает, только все же сморил ее сон плутоватый. И во сне она видела милую родительницу, Анну Петровну почившую. Или грозного свекра? Что он говорит ей?
– Вставай, краля, – положил горячую ладонь на вздрагивающее от рыданий худенькое плечико невестки Дементий Евсеич, – завсегда ведал, что сыночек мой единородный настоящим мужиком не является. Только какую байку мы гостям поведаем?
«Жалеет, – с удивлением подумала новобрачная. – А что за байка-то»?
– Соболезную я тебе,