Он жив. В… миг переплавления. Вяч Кон
ее до метро, с охватившей меня грустью окинул нашу комнатку, которую хотел так живо описать, свободным от мыслей, она прочитала это взгляд – Не хочешь? – Можно я останусь, хочется.. – и я сделал жест по клавишам, она проглотила – Просят хотя бы рядом.
Моя радость улетучилась, я вернулся на землю к обыденным делам. Я уже не хотел быть писателем. Меня волновали проблемы заработка и подарков своей любимой, маленьких радостей присущих людям в достатке… Свобода обретается жестокой ценой.
Далекой от нежности и теплоты телесной, от мира покоя и радости. Непонимание как бич – все, что секунду назад в любви было осенено ее сияние, теперь рухнуло, потемнело, упало пылью, словно и не было, словно прах, а казалось это вечным. И я мечусь по залитой весенним солнцем в комнате, словно уже превращенный из агнеца во льва, и все, что было так прекрасно в эти дни все всплывает в памяти ужасным грязным и не возможным. У меня опускаются руки, отнимаются ноги, сердце не хочет биться. Ладошками я ощущаю помолодевшие ткани глаз, но теперь это не нужно – я умираю, что-то умирает во мне. Мне не выжить.
Я просыпаюсь, сбрасываю теплоту любви укутавшей нас за эти дни, я обнажен и
свободен. Пусть колюч и невозможен для общения, но я пишу и это главное. Я свободен в духе.
Она уходит и я мечусь в себе ища хоть маленькой зацепки, что все, что было это прекрасно и подлинно, но все рухнуло, лопнуло, растворилось – очевидный день.
У нас разные пути – она к земле, я от нее.
Иногда она движется к земле, а я от нее, потом наоборот и лишь иногда мы встречаемся и бываем счастливы, застывая, задерживаясь минуту в своем могу. Останавливая время, раскрываем мгновенье, задерживаем дыхание, останавливаем сердце и живем друг другом, тем, что выше нас, то, что объединило. И опять в разные стороны! Мне никак не удается решить главную проблему, проблему сосуществования свободы и любви. Господи, когда эта борьба прекратиться!!
Помолодевшие ткани глаз. Сколько теплоты в самом сердце и сколько тревоги – я опять один со своим творчеством. Мысль что она сегодня проведет вечер у своей мамы, меня приводит в бешенство. Я никак не могу привыкнуть к одиночеству, а как еле – еле приспосабливаюсь, оно уходит, и вновь возвращается, когда ослаблен любовью. Вдруг приходит какая-та простая банальная мысль, что все прощается и высветляется любовью, и почему-то становиться хорошо на душе, или я путаюсь в духе, не-з-на-ю. И сумма всех прожитых лет сравнивается нулем, когда такой миг осеняет тебя – три дня заниматься любовью, с небольшими перерывами на обед, и как подарок молодая кожа вокруг глаз.
Очень жаль только расставаться даже на какое-то время – никак я не могу справиться со своим одиночеством. А, привыкая к нему, нахожу, что мне уже никто не нужен, что-то открывается внутри, что поистине дарит постоянную близость. Я нашел это за много лет, отстраненного существования.
Однажды