На исходе августа. Марк Котлярский
за которым, конечно же, будущее.
Яков Басин
Из жизни канареек
Мой сосед, сильно пьющий Дима Лось, потеряв безвременно ушедшего из жизни по причине того же недуга лучшего друга и собутыльника, затосковал и, не выходя из состояния этой тоски, все чаще и чаще отправлялся в привычный для него запой. И ничего его уже не радовало в жизни: ни жена, ни дети, ни внуки, ни детективные фильмы и футбол, ради которых он мог сутками сидеть у телевизора. Но однажды его жена Нина принесла в их небольшую квартирку клетку с кенарем. Птицу ей подарил кто-то из отъезжающих в Израиль сослуживцев по богатому на евреев радиозаводу, где она работала регулировщицей. И тут Дима вдруг воспрял духом. Когда кенарь начинал петь, он, оторвавшись от телевизора, поудобнее усаживался у клетки, с умилением, почти благоговейно не отрывал глаз от заливающейся роскошными руладами птицы и обливался обильными пьяными слезами.
Первоначально ни Дима, ни мы все не знали, что у кенаря есть имя. Об этом как-то случайно вспомнили друзья его уехавших хозяев. Причем, именно имя, а не кличка. И кенарь на него реагировал. А имя было не просто человеческое, а даже с намеком на национальную принадлежность птицы. Кенаря звали Сёма.
Надо сказать, что дом у нас был кооперативный, а кооператив принадлежал коллективу радиозавода, отчего большая часть вложивших в него деньги семей была еврейской. Дима к евреям относился с величайшим почтением, и мы не раз слышали от его собутыльников рассказы о том, о чем Дима с ними на эту тему разговаривал. «Евреи сами живут и другим жить дают» – это была его главная сентенция. «Если собрать все книги, что есть у евреев только в одном нашем доме, хватит на пол ленинской библиотеки». Или еще. «Евреи не пьют. Это мы пьем. Евреи выпивают. Знать надо разницу!» А если вся эта еврейская проблематика вызывала оживленные дебаты, говорил: «Вы моих евреев не трогайте!» После появления в его квартире кенаря, он после этой фразы начал добавлять: «У меня даже кенарь – еврей!».
Поющая птица надолго обеспечила Диме приток положительных эмоций. Больше всех радовалась Нина, которая страшно боялась, что ее муж однажды в запойной тоске наложит на себя руки.
Однако спустя некоторое время кенарь вдруг перестал петь, и никакие ухищрения Димы не могли подвигнуть птицу на возвращение к концертной деятельности. Дима садился на свое привычное место у клетки и начинал провоцировать птицу: он щелкал языком, цокал, свистел, ласково обращался к ней: «Ну, Сёмочка, ну пощелкай мне, ну что тебе, жалко?» Никакого эффекта. По прошествии нескольких дней в Диме проснулся праведный гнев, и он стал ругать кенаря всякими словами из своего богатого на русские идиомы лексикона. Птица молчала. Все закончилось тем, что мой сосед опять стал помогать расположенному в нашем же доме гастроному выполнять финансовый план. Дима приносил домой сетки с бутылками «Столичной», а покорная Нина чаще стала навещать пункт приема стеклотары.
Но тут кто-то из соседей, прознав