Ускользающий мир. Марина Ефиминюк
Такое могло случиться только в дурацком сериале!
Не то чтобы я боялась родителей, но они являлись практически неиссякаемой кредитной картой, на деньги которой я прекрасно существовала. Окончив литературный институт год назад, я решительно отвергла предложение отца, известного литературного критика, начать карьеру с серьезной газеты и пожелала написать собственный роман. Я даже уже поэтичное название ему придумала: «Ускользающий мир», но как-то все не складывалось. В романе пока не было ни единой строчки. Оказалось, что ежедневное сидение перед компьютером – трудная задача, когда вокруг бурлит ночная жизнь, а по телевизору круглые сутки показывают очень романтичные сериалы.
– Женечка, ну открой же, это мы! – Мама раздраженно вдавила кнопку, извлекая из звонка хрипловатое дребезжание.
Пришлось смириться с судьбой и отпереть замок. Оставалась только слабая надежда, что родители уберутся восвояси прежде, чем мой гость пожелает вылезти из ванной.
– Женечка! – Мама засияла картинной улыбкой и поцеловала идеально накрашенными губами воздух у моей щеки.
Когда-то она действительно играла на сцене коротенькие роли служанок и горничных. Там ее встретил папаша, уже к тому времени известный литературный деятель, рецензии которого с замиранием сердца ждала вся пишущая советская молодежь. Увидев мамашу, очередной раз произносящую: «Стол накрыт для чая, господа!», он влюбился как мальчишка. Собственно, в тот же вечер, получив огромный букет алых роз и записку «Самой прекрасной женщине», мама бесповоротно решила, что роль жены известного критика ей больше к лицу, чем третьесортной актрисы. Она очень любила повторять, картинно прикладывая руку к накачанному ботоксом лбу: «Ради Олежки я оставила сцену!» Двадцать два года назад на свет появилась я и все детство провела на бесконечных литературных посиделках и поэтических чтениях в нашей огромной квартире в центре города.
– Женечка, – щебетала мама, – ты выглядишь отвратительно! Похудела еще сильнее!
На своих шпильках она возвышалась надо мной на добрую голову. Неловко оступившись, она споткнулась о мои по-прежнему валявшиеся посреди прихожей туфли и поморщилась.
– Вы чего так рано? Я думала, вы вернетесь только завтра, – промямлила я, быстро засовывая обувь подальше в угол.
Меня трясло от страха, ведь вода в душе стихла.
– Мы только с самолета – и сразу к любимой дочурке! – улыбнулась мама и томно оглядела себя в зеркале, поправляя чуть выбившуюся, окрашенную в идеальный платиновый цвет прядку волос. – Твоему отцу стало плохо на африканском солнце.
Лучше бы они сразу направились к любимой бабуле или к обожаемой тетушке!
Звук открывающейся защелки на двери ванной заставил мои волосы зашевелиться на затылке. Они появились в прихожей одновременно: запыхавшийся низенький папаша в мятом костюме, круглый и тяжелый, с таким же круглым и тяжелым арбузом в руках, и мой гость с мокрыми всклокоченными волосами, наряженный лишь