За нейтральной полосой. Сергей Самаров
каждом углу торгуют... Все без книжек...
– А хрен его знает, – пожимает Коля плечами, словно бы сам удивляется собственному поведению. – Согласился, значит, наверное, нужна...
«Уазик» въезжает во двор, делает петлю вокруг дома. Издали им машет рукой таджик, оставшийся на время без документов, поторапливает. Он прошел напрямую между домами, где нет проезда для машины, и потому опередил ментов. Сам таджик спускается в подвал, но предварительно показывает рукой, где удобнее остановиться машине. Машина подъезжает.
– Заднюю дверцу будьте-с, маму вашу, любезны... – просит довольный собой Коля.
Толику выходить не хочется – и не служебное дело, и не для себя старается, – и он просто протягивает ключи. Коля выходит из машины, и слышно, как щелкает единственный хорошо работающий в машине замок – в отделении, где возят задержанных. Дверца распахивается.
Толик смотрит вперед. Видит, как из подвала поднимается молодой таджик и тащит сетчатый мешок картошки. Обходит машину. Миша оборачивается, смотрит, как таджик с Колей пристраивают мешок. Толик за этим же смотрит в зеркало заднего вида. Дверца хлопает. Коля возвращает таджику документы и садится на переднее сиденье:
– Поехали...
Но теперь уже сам Толик, чуть подавшись вперед и полуразвернувшись, смотрит куда-то в противоположную сторону. Коля пытается рассмотреть, что так заинтересовало водителя, тоже наклоняется вперед. Тот, оказывается, рассматривает помойку, расположенную на другой части двора.
– До чего довели народ... – оборачивается и с сочувствием говорит Толик. Голос его вдумчивый, взгляд почти умный. – Приличная дамочка... В такой шубе... В помойке копается... Смотри, смотри, как прыгает... Из контейнера в контейнер... Как белка...
– А ну-ка, – настороженно говорит вдруг Коля, – кати-ка, маму вашу, туда...
Толя и сам уже понимает – что-то в увиденном не сходится с реальностью. Газует и едет напролом, через бордюр, через низкие талые сугробы, окружающие дорогу, рассекает большой сугроб, окружающий детскую игровую площадку, и умудряется каким-то образом не раздавить собачку, гуляющую на длинном поводке с пожилой женщиной. И только около помойки резко тормозит. Машина идет по талому насту юзом, но мусорные контейнеры благополучно не таранит.
– Картошка рассыпалась, – обиженным тоном басит с заднего сиденья Миша, словно это его невосполнимая личная потеря.
– Пойдем глянем туда... – Голос Коли устремлен вперед, как мысль спринтера, принявшего положение для низкого старта, а сам он вытягивает шею, словно охотничья собака.
– Картошка, говорю, рассыпалась, – повторяет Миша, – мешок развязался...
Но выходит следом за Колей.
В один из мусорных контейнеров свесилась, наполовину перевалившись за борт, женщина в дорогой шубе. Но, только оказавшись ближе, менты видят несоответствие. Из-под длинных пол – ярким цветком на помойке! – выглядывают драные и грязные тряпичные сапоги, подвязанные грубой бечевкой, чтобы подошвы нечаянно не потерять.
– Эй, мадам... – говорит Коля. –