Хикикомори. Кевин Кун
там пишет у себя в статусе. Булькает отопление, под столом успокаивающе жужжит системник, от окна в мою сторону веет холодом. Повторяя за сестрой, я логинюсь и читаю: «Этот неловкий момент, когда понимаешь, что он превратился в сопливую девчонку-подростка». Вопреки ожиданиям я жму на лайк и с чувством победы выхожу.
У Ким усталый вид. Как правило, сразу после школы она идет работать в кафе, приносит гостям, существенная часть которых сидит с ней все утро за соседними партами, их фраппе и бейглы с рукколой и пармой. Но сейчас, глядя в камеру, она улыбается, водя мышкой по коврику; ее лицо освещает монитор, создавая эффектный контраст с темнотой, царящей у нее в комнате. Она вполовину, а то и того меньше моей, но девушка довольна, счастлива, что у нее есть свой уголок: у ее матери – только раскладной диван в гостиной. Как дела на работе, я не спрашиваю. Эта тема между нами – табу. Карола всегда пыталась подсунуть ей немного денег, найти какую-нибудь стипендию, чтобы ей не приходилось так надрываться. Но Ким упорно отказывалась. Сейчас она говорит: «Тиль, мне жаль, что с тобой так случилось». Я отвечаю, что все не так плохо, как кажется. Но она лишь качает головой, энергично тряся своими коротко стриженными каштановыми волосами, пока те наконец вновь не падают ей на лоб.
– Я на твоей стороне, – говорит девушка, стряхивая пряди со лба. – Против ветров и невзгод.
Это наша песня.
– Лишь с одной улыбкой, – вторю я.
– Против ветров и невзгод, – воодушевившись, продолжает Ким.
– Бог надежд не подает…
– …Значит, он – ошибка! – Мы смеемся, и на мгновение меня охватывает желание ощутить ее рядом, прижать к себе. Она бы положила голову на мою грудь, принялась бы водить своими длинными, тонкими пальцами мне по животу, словно прочерчивая дорожку или обводя незримые узоры, контуры невидимых карт, которые лишь она может прочесть на моем теле. Но именно сейчас нам остаются только слова, и я говорю ей, как мне важно знать, что она со мной. Я прекрасно понимаю, насколько ей важно это слышать, потому что сама она вопреки собственной воле вынуждена бороться с жизнью в одиночку.
Она говорит, что ей пора. Что именно ей пора, мне неизвестно.
– Хорошо, тогда давай, – отвечаю я. Ким сияет, ее лицо невероятно красиво. Я жму «комманд» – «шифт» – «3» и делаю скриншот, прежде чем соединение будет оборвано. Стрекочет принтер; я тем временем разглядываю практически пустую стену. На ней лишь рисунок, сделанный ею. Мальчик, сидящий, прислонившись к бетонной стене, согнув ноги и упершись в них руками так, что тела за ними не видно. Меня поражают его глаза, уставившиеся прямо на зрителя: один – неестественно распахнутый, черный, другой же совершенно белый. Если достаточно долго глядеть в белизну зрачка, кажется, что я снова парю над комнатой. Между большим и указательным пальцами у него зажата сигарета, он держит ее около рта так, будто собирается что-то сказать – меж тем легкие у него должны быть наполнены дымом, и если