Убийство в имении Отрада. Сергей Дмитриевич Юров
Щеглова, белолицая, с приятными чертами лица, сидя рядом с полной и застенчивой подружкой, чувствовала себя на седьмом небе. «Право, на фоне Танечки Доможировой я всегда смотрюсь magnifque! Вон как корнеты глазеют! А француз втюрился в Аглаю. На меня ноль внимания, все норовит поймать ее взгляд… Горелов, конечно, хорош. И Кузовлев не хуже. Но, Боже мой, разве сравнятся они с Вельяминовым?!… Маман говорит, что Вельяминовы нам не по зубам. Богатеи!.. А вдруг Серж полюбит меня? Ведь он уже немного влюблен. Стоит его увлечь, и он мой! Ах, как жаль, что его здесь нет! Я бы вскружила ему голову!.. Увы! Андрей Васильевич не дружен с его отцом…А корнеты не сводят с меня глаз, следят за каждым движением! Так внимательны! Урони я сейчас платок, они, не раздумывая, ринутся за ним под стол. А что?.. И посмотрим, кто из них проворнее».
Она томно повела глазами, взяла в руку голубой носовой платок и незаметно бросила его на пол.
– Ах, мой платочек! – послышался ее удивленный голос.
Не успела она это сказать, как корнеты, словно по команде, одновременно дернулись и устремились под стол, крепко ударившись при этом головами. В столкновении больше досталось Кузовлеву. Пока он потирал ушибленное место чуть выше уха, Горелов поднял платок с пола и с поклоном вручил его владелице.
– Благодарю вас, господин Горелов! – сказала юная кокетка, украдкой посмотрев на Кузовлева. Тот был чернее тучи. Проигрывать ему явно не нравилось.
– Господа, а не пора ли размяться? – громко произнес Извольский, поднявшись на ноги. – Пока готовится десерт, дамы могут отдохнуть в гостиной, мужчин же попрошу в бильярдную.
В бильярдной Хитрово-Квашнин с удовольствием закурил трубку, наблюдая за тем, как к ломберному столику садятся любители острых ощущений. Извольский с Измайловым уединились в дальнем углу, чтобы побеседовать о чем-то конфиденциальном, а потом и вовсе вышли из помещения. Купец с канцеляристом за отдельным столиком наперебой предлагали Петиным и французу одолжаться нюхательным табаком.
Штабс-ротмистр прошелся по комнате, поглядывая на портреты предков Извольского, висевших по стенам в массивных золоченых рамах. Прадед полковника, сурового вида поручик с крупным породистым носом, был изображен в анфас. Дед, в которого пошел Андрей Васильевич, дослужился до секунд-майорского чина. Схваченный в полуанфас, он горделиво смотрел куда-то вдаль. Отец, гусарский ротмистр в венгерке и ментике, лихо поднимал вороного коня на дыбы. Выражение лица гусара вышло несколько удивленным, как будто он и сам толком не понимал, к чему весь этот апломб.
Покончив с осмотром картин, Хитрово-Квашнин подошел к ломберному столику.
– Евстигней Харитоныч, партию в штосс? – неунывающий Зацепин, поигрывая карточной колодой, подмигнул озорным глазом, а Нестеров, Потулов и Бершов жестом указали ему на свободный стул.
– Я, господа, не вашего поля ягода. Картежник из меня неважный. В дурачка там или в свои козыри – это куда ни шло.
Корнеты, сторонясь друг друга, бесцельно слонялись