Ветры земные. Книга 1. Сын заката. Оксана Демченко
так безнадежно устарел, все еще верю в суд богов, – посетовал нэрриха.
– Так он когда еще приключится, – буркнул помощник, полыхая ушами от своей наглости в споре с нэрриха, но не унимаясь.
– Именно теперь, – повел бровью Ноттэ. – Кто тебе сказал, глупый мальчик, будто я настолько добр, чтобы вешать на реях или рубить головы?
Люгер, раскрывая все новые паруса, обогнул «Ласточку» и стал стремительно удаляться. Ноттэ молча ждал. Он ничуть не удивился, когда позади, едва слышный, прогудел единый стон ужаса. Обшивка шхуны от первой же перемены нагрузки стали рассыпаться по двум клинковым срезам. «Ласточка» вздрогнула, осела на корму, кренясь на левый борт.
– Не верь, что оружие нэрриха особенное, – поучительно велел Ноттэ. – Только в наших руках, при наших силе и скорости. Если получишь мой эсток, не пробуй рубить корабельный корпус, людей насмешишь. Ясно?
– Да.
– Пойду к Вико. Зови, когда сочтешь, что бочку уже пора высматривать, я попробую пошептаться с ветром. Надежды особой нет, но вдруг.
Ноттэ ободряюще улыбнулся, кивнул и покинул палубу. Во взгляде Бэто постоянно читалось дно намерений. Смотреть в подобные глаза приятно, – отметил нэрриха, склоняясь к изголовью койки капитана. Юность – время плаванья в прозрачной воде, пронизанной солнцем. Нет еще темных омутов подлости и спрятанных от себя самого сундуков со скелетами… Казалось бы, понять собственную душу проще именно в это время. Но люди не пытаются, они упрямо, на всех парусах, мчатся к большим глубинам взрослой жизни, чтобы лишь на рифах старости заняться разбором обломков былого… И сам он – Ноттэ – не лучше. Есть ли дно у его собственного взора? Кому посильно нырнуть так глубоко, чтобы дотянуться?
Рука пожилого капитана «Гарды» была теплой, жилка на запястье билась слабо, но ровно. Нэрриха улыбнулся, сел на пол, устроил локти на краю койки, подбородком оперся о тыльную сторону сплетенных гамаком ладоней – и стал глядеть, как буднично и неярко вершится чудо. Человека насквозь проткнули и взрезали, потроша, будто рыбину… а он живет. Потому, что злое дело пресечено и внесена плата? Много раз прежде исполнялись и первое условие, и второе, но оба не складывались в нужный узор, не оказывали целительного действия. Все дело в силе древнего слова, сказанного верным тоном и темпом? Вряд ли…
– Надежный у тебя якорь, – шепнул Ноттэ. – Смотрю и думаю: а ведь, пожалуй, не так плохо быть настоящим-то человеком… Еще я вот что думаю, Вико. Ты теперь – вполне ли человек? Может, всякий настоящий капитан – тоже сын ветра… приемный.
Капитан не отозвался. Он дышал спокойно, неглубоко, скорее как спящий, нежели – больной и пребывающий у порога смерти. Лицо утратило землистый оттенок, морщины разгладились, вроде бы сделались мельче. Впрочем, угадывать возраст лежащего неоправданно: кожа натягивается иначе, – одернул себя Ноттэ. Почти виновато усмехнулся. Молодость людей отражается на их лице и всегда