Глухомань. Борис Васильев
был крик. После таких криков вешаются, стреляются или бегут куда глаза глядят. Парнишка вполне мог сломаться и пустить себе пулю в голову, но зачем тогда – самодельный гроб? Почему не заказали, если сами не имеют ни материала, ни хороших сварщиков?
Я вернул Андрею стихи и признался:
– Ничего толком не понимаю, хотя самоубийство вроде бы подтверждается.
– Для тебя, – подчеркнул Альберт. – Если бы он оставил эти стихи командиру роты как посмертную записку, они, возможно, и гроб не испугались бы заказать. Хотя… – Ким вздохнул. – Перескажи, Андрей, что тебе на словах приказано.
– Мне приказано убедить Славкину мать Веру Иосифовну не разрешать вскрывать гроб. Ни под каким видом.
– Почему? – я искренне удивился.
– Пункт третий, – сказал Ким, показав три пальца. – Может, его насмерть забили. Может такое быть? Не исключаю, потому что уж очень они темнят. Машину до Глухомани дали собственную, отрядили офицера и солдата в сопровождающие – целая самодеятельность. Зачем вся эта суета, если все было так, как они говорят? Если бы так, то хоронили бы этого несчастного Славика за казенный счет вполне официально, а не за деньги собственного полка. Это тебе – пункт четвертый.
– Значит, офицер сопровождал гроб?
– Положено так, – пояснил Андрей. – Машина с особым грузом.
– А куда он подевался, этот офицер?
– Это уж – пункт пятый, – сказал Ким. – Разувайся, друг, на руке пальцев не хватит.
– Командир нашей роты старший лейтенант Потемушкин доставил меня до совхоза, сгрузил гроб и на машине уехал в Нижний Новгород, мать с отцом навестить. А мне приказал после похорон самому до части добираться и оставил деньги на проезд.
– Командир роты сбежал от объяснений, это и черепахе ясно, – вздохнул Альберт. – Как по-твоему, самовольно он это сделал?
– Вряд ли, – сказал я. – Андрей в часть вернется, а где же сопровождающий офицер? Да и шофер проболтаться может, и тогда этому старшему лейтенанту не вывернуться. Думаю, он эту поездку к родителям заранее с командиром полка оговорил. В порядке поощрения за неприятную командировочку.
– Похоже, что так, – вздохнул Ким. – А это наше открытие на сколько пунктов тянет?
Помолчали мы довольно согласованно. Помолчали, покурили, повздыхали. Потом Ким сказал:
– Иди домой, Андрей. Но постарайся, чтобы тебя никто не заметил. Огородами, как говорится.
– Понял, отец. А маме что сказать?
– Сказать, чтоб молчала, как налим. Я приду и все ей объясню.
– Понял. До свидания.
Парень ушел, и мы остались втроем – Ким, я и неизвестный Славик в цинковом самодельном гробу.
– Пойдем ко мне в контору, – сказал директор совхоза. – Надо поговорить. Серьезно поговорить.
Мы пошли в его контору, и вот здесь самое время сделать абзац. Перекурить надо. Вам не хочется?..
В конторе никого не было, если не считать сладко спавшего старика с повязкой дежурного на рукаве. Ким провел меня в свой кабинет, достал из стола две вяленые таранки, молча почистил их, порезал и положил на газетку. Добавил к ним два стакана,