Дом близнецов. Анатолий Королев
ее заслоняла ажурная вязь сосен на крутом берегу.
Ночной пейзаж был нарисован косым почерком каллиграфа.
Наш детектив решил хотя бы хорошенько оглядеться по сторонам, но быстро понял, что псы, точь-в-точь, как шофер, разом засекают его любопытство и начинают нервозно сторожить злым дозором прыть чужака. Что ж, не будем оглядываться… Ему бросился в глаза необычный декоративный акведук из череды воздушных стальных арок в два яруса. Этот арочный мост соединял эфирными шагами солярий на крыше гостевого отеля с особняком хозяина. «Мда, для какого канатоходца это построено?»
– Дорогой дон Клавиго, – сказал князь, выходя из вестибюля. – Я ужасно рад, что вы здесь.
Тут он чуть запнулся в словах…
– Надо же, я представлял вас совсем иным. С вами все в порядке?
– Почему вы об этом спросили?
– У вас не те уши. Да и голос на тон выше. Впрочем, прочь сомнения. Добро пожаловать в Элизиум! Приветствую вас в 1927 году! Вы разбираетесь в моделях машин? Это был «Форд Модл Эй», как раз двадцать седьмого года.
– Да, прекрасный экземпляр, – отвечал детектив. – Два окна. Сорок лошадиных сил. Безопасное ветровое стекло. Топливный бак в торпедо. Ширина купе – 1700 миллиметров.
– 1702, если быть точным. Рад свидетельствовать свое почтение в зоне высшей гармонии. Мы зовем ее между собой Хегевельд – Заповедный лес. Берег, где сбываются мечты. Почему вы так унылы, профессор? Расслабьтесь, Клавиго, будьте как дома! Хаос двадцать первого века, президенты Путин, Обама, меценат Джордж Сорос, королева Елизавета вторая – все за бортом времени. Мы в восточной Пруссии, тут балтийский курорт ветеранов первой мировой войны. Наш президент – генерал фон Гинденбург. Наш фирменный двадцать седьмой фактически длится уже пять лет подряд. Мы остановили время. Куда спешить? В 30-х годах будет жарко. У нас блаженная пауза. Ленин умер всего три года назад, Сталин еще не взял власть в свои руки… И большой красный террор еще впереди, и хрустальная ночь, но все – слышите? – пронизано тишиной перед обвалом эпохи… Чудесно…
Он восторженно прислушался к робкому теньканью первых синиц в рассветной мгле.
– Ну, где, где же она! Великая единица хранения! Не тяните!
Валентин, разумеется, не понимал, чего ждет хозяин, но за минувший час после смерти соседа, как актер, обживающий роль, немного сжился с новым обликом, почувствовал через сумму теснот брюки немолодого пижона, плюс пуловер, плюс блеск остроносых туфель человека, который красит волосы… ощутил тяжесть сухого корешка на груди, в тайном мешочке, что оттопыривал ткань… Короче, через муравьиную сумму примет, он прозрел природу умершего дона Клавиго и отвечал в стиле его выспренней болтовни: «Я не рискнул взять единицу хранения с собой, до тех пор, пока вас не увижу…» – «Как, почему?» – удивился хозяин. Он взял паузу и спросил чуть строже, но почти задушевно: «Где же она, единица из единиц, греза нашего любопытства, дама, за которую вам, кажется, мы заплатили что-то почти несусветное и охраняли, не смыкая глаз, ваш маршрут до этой точки,