Дети Робинзона Крузо. Роман Канушкин
прежний, но я напомню, и мобильный…
И Икс продиктовал телефоны.
«Если помнишь такого?!» – Миха пожал плечами: надо ж было так отмочить!
Семнадцать лет
Миха подошел к окну, продолжая слушать автоответчик – сугробы исчезали прямо на глазах, снег чернел, и запах, там, на улице…
После школы Икс загремел в армию. И студент второго курса МГУ имени Ломоносова, который еще никому не был тогда известен как «Миха-Лимонад», да и не собирался вытворять ничего лимонадоподобного, пришел к Иксу на проводы. К тому времени от их детской дружбы ничего не осталось. Собственно, и на проводы-то он забежал на часок, торопился на студенческую вечеринку. Тогда тоже была весна. Так же ошалело морем – или арбузами – пах апрельский ветер. И вот, оказывается, прошло семнадцать лет.
Электронное устройство продолжало свою работу, сообщая Михе, кто звонил в его отсутствие. А Миха смотрел на улицу. Роскошный лимузин, BMW седьмой серии, ждал его под домом. Можно сказать, у подъезда. Миха купил себе «Бумер». Именно черный. Что было вызывающе провинциальным, и потому обладало неоспоримым шармом. Миха вдруг вспомнил, как седовласый учитель, правда по другому поводу, сказал однажды, что не только стилевые, но даже вкусовые предпочтения отравлены бациллой постмодерна. Типа, мир остывает; и одним из явных признаков дефицита внутреннего огня является все более нарастающая фальсификация этим миром самого себя. Миха, наверное, так об этом не думал, просто весело – черный… Черный Бумер, вот и вся мечта.
Фю-и-и-ть
Сегодняшняя плошка супа вышла замечательной. Можно сказать, отменной. Миха-Лимонад выловил маленькую осьминожку – pulpitos, как говорят в странах Девы Марии последние из оставшихся хранителей тайного огня («Учитель прав?» – с усмешкой подумал Миха.), – начал не спеша, с наслаждением ее жевать. В этом мире много морей. И где-то там, на затерянных архипелагах, открытых лишь магической географии, переливы гитары, мачете, алчущие безжалостных рук, и босоногие певицы… гитаны с губами цвета окровавленного солнца, танцуют свою меренгу в закатной бронзе влюбленного сердца. Ох-ах… Сердце – единственная проекция подлинности в мире иллюзий. Миха когда-то знал язык, на котором говорит сердце.
Фю-и-и-ть
Сегодняшняя плошка супа вышла замечательной. А последняя запись на автоответчике также оказалась от Икса. После длинного гудка и шершавого молчания (опять на периферии внутреннего зрения промелькнуло что-то явно сулящее, в соответствии с заветом старины Ницше, разладить отношения Михи с его пищеварительным трактом) прозвучало:
– Мих, привет, это снова я, Икс, – теперь паузы стали короче. – Ты б перезвонил все-таки, разговор важный. Извини за беспокойство, правда, не хотел вас дергать…
Паузы стали короче, и в голосе Икса появилось что-то… Нервозность? Нет, не совсем. А Икс тем временем продолжал:
– С Джонсоном пытался связаться, но… Старик, нам необходимо встретиться. Я… – помолчал, словно решаясь. – Я