Вызываем огонь на себя (сборник). Овидий Горчаков
а Гудериана, что угрожала несколько месяцев тому назад Москве, а зимой была отброшена Красной армией на запад, на брянские и смоленские земли.
Первый эшелон краснозвездных бомбардировщиков наталкивается на мощный огневой заслон, на стену всесокрушающего огня. Ослепительно вспыхивают огромные прожекторы. В исполосованном их лучами поднебесье искристо рвутся снаряды зениток. Снизу неистово бьют спрятанные вокруг аэродрома батареи тяжелых и средних зенитных орудий. Рокот авиационных моторов заглушается уханьем скорострельных 88-миллиметровых орудий, дробным грохотом счетверенных пулеметов. Кажется, само небо полыхает тысячами огней, сжигая все живое, сметая машины и людей шквалом раскаленного металла. Ревут моторы на максимальных оборотах, самолеты рвутся вперед, но строй их ломается. Со свистом рассекая воздух, горящим факелом ринулся вниз один бомбардировщик, другой…
Из притаившегося в темноте авиагородка на бешеной скорости, с потушенными фарами вылетел черный трехтонный «опель»… Он свернул с дороги и помчался прямо по кочковатому полю, удаляясь от аэродрома, шарахаясь от разрывов шальных авиабомб. Вот «опель» резко затормозил. Загремел откинутый задний борт. Наземь упала тяжелая бочка, за ней соскочил солдат. «Опель» рванулся вперед, немец зажег факелом бочку с мазутом. Вскоре в поле пылало уже несколько бочек. Факельщики стремглав бежали прочь. Над горящими бочками, над клубами маслянистого дыма быстро нарастал гул второй волны советских самолетов, вновь посыпались бомбы. Сбросив фугаски на пустырь, на ложную цель, самолеты спешили уйти на восток…
– Обычный фейерверк! – пересмеивались довольные немцы-факельщики.
Из офицерского казино в авиагородке доносилась джазовая музыка – там после документального кинофильма «Покорение Европы» показывали веселую музыкальную кинокомедию.
Вот последний бомбардировщик вырвался из зоны массированного зенитного огня над восточным предпольем авиабазы и, круто снижаясь, резко развернул к полю, где горели бочки. Путь преградила густая сеть из разноцветных пулеметных трасс – зеленых, красных, белых. Штурман глянул на карту, сличая ее с местностью: безыменная речушка, совхоз «Трехбратский», деревня Новое Колышкино, высотка…
В шлемофоне – обрывки команд, ругань на русском и немецком языках.
– «Сокол»! Я «Ястреб»! Прикрой сзади…
– Я, «Кениг-один», вызываю «Кениг-два»! Я, «Кениг-один»…
На высотке в поселке Трехбратском командир немецкого огневого расчета, срывая голос, крикнул:
– Фойер!..
Ожила автоматическая пушка с четырьмя белыми кольцами на стволе. Вспышки выстрелов осветили потные, напряженные лица зенитчиков в касках. Прожектористы Сещи и Трехбратского поймали самолет в перекрестие лучей. В ярком световом пятне поблескивал силуэт «По-2».
– Фойер!..
Вот у советского бомбардировщика загорелось крыло, вот распустил он длинный черный хвост и с ревом устремился вниз. Грянул чудовищной силы взрыв. Черный, пронизанный пламенем смерч взвился в багровое небо.
В авиагородок возвращался черный «опель». В прорезях зачехленных фар горел свет. Солдаты-факельщики распевали веселую песню.
– Это наше пятое белое кольцо на зенитке! – ликовали сбившие самолет зенитчики.
К вечеру всю округу взбудоражила нежданная весть: одному из советских летчиков, сбитых над Сещей, удалось спастись.
Дмитрий Чернокнижный едва успел выброситься из пылавшего бомбардировщика. В глаза ударил слепящий магниевый свет прожектора. Поток воздуха завертел Чернокнижного, закружил. Что было силы дернул он за вытяжное кольцо. Над головой, чуть ниже зеленой цепочки трассирующих пуль, бичом хлопнул раскрывшийся парашют. Летчика сильно встряхнуло. Ветерок сносил парашют к лесу. К парашюту тянулись пулеметные трассы. Несколько мгновений плавного спуска – и треск, скрежет сучьев под ногами. Пилот ударился головой о толстый сук. Перед глазами поплыли яркие круги.
Когда Чернокнижный очнулся, он увидел, что ночное небо над верхушками елок побледнело. Ни пальбы зениток, ни рокота моторов, ни цветной пулеметной строчки в небе. Но где-то неподалеку стрекотали мотоциклы, в лесу слышались крики, резкие, гортанные, азартно, взахлеб лаяла собака. Чернокнижный слабыми руками отстегнул подвесную систему парашюта, поднялся на ноги. Голоса приближались.
Под разлапистой елкой лежал еще ноздреватый снег, усеянный сучками и шишками. Чернокнижный сдернул купол шелкового парашюта с елки, собрал полотнище, обмотал наспех стропами. Не успел он забраться под парашют, как из подлеска вышли два немца-мотоциклиста с черными автоматами на груди. Чернокнижный поставил на боевой взвод пистолет «ТТ». Немцы прошли с другой стороны елки, не заметив в предрассветной темноте парашют на снегу.
Чернокнижный выбрался из-под парашюта, встал. Голова загудела, закружился лес вокруг…
Летчик пришел в себя только вечером. Снял шлемофон, перевязал голову бинтом из индивидуального пакета и побрел, шатаясь, часто поглядывая на зеленую стрелку компаса. Под ногами то ледок хрустел, то чавкала грязь. Лес кончился.