Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории. Александр Севастьянов
на довольно долгое время сэр Уинстон утратил возможность влиять на политику Англии иначе, чем посредством статей и выступлений. Самолюбивый и честолюбивый до тщеславия[24], он тяжело переживал вынужденную отставку. Это был удар в самое сердце, ведь он считал себя вождем и спасителем английского народа, если не всего мира, а избиратели – и что самое ужасное, солдаты в основной своей массе – отвергли его самого и его партию. По свидетельству Вирджинии Коулс, присутствовавшей 26 июля на традиционном послевыборном обеде, Черчилль был совершенно убит случившимся. Он был не в состоянии произнести ни слова, а его дочери сидели все в слезах. На следующий день, 27 июля, Черчилль созвал прощальное заседание кабинета. Как пишет его министр иностранных дел Энтони Иден, «это было довольно мрачное зрелище… Он был в расстроенных чувствах, бедняга… Говорил, что сегодня он вовсе не примирился со случившимся. Напротив, боль стала еще сильнее, как боль от раны, которая становится невыносимой после первого шока». В состоянии фрустрации сэр Уинстон даже отказался от почетнейшего ордена Подвязки, предложенного королем (получит его спустя годы уже от королевы).
В своих мемуарах Черчиль горько ссылается на Плутарха: «Неблагодарность по отношению к своим великим людям есть характерная черта сильных народов». Он относил эти слова, конечно же, к англичанам. Однако, как выяснилось, упрек этот заслужили и евреи, для которых внезапно лишенный всех правительственных постов политик потерял свою ценность и привлекательность, что было для них особенно досадно, ибо именно в первые послевоенные годы решалась судьба будущего Израиля, а своего главного и надежного заступника евреи в тот момент утратили.
Власть Черчилля уже висела на волоске, когда 24 мая 1945 года он получил письмо от Хаима Вейцмана, в которое было вложено требование Еврейского агентства об отмене любых ограничений на въезд евреев в Палестину, которые были установлены британским правительством в 1939 году. Вейцман писал: «Пришло время… открыть евреям дорогу в Палестину и провозгласить там создание еврейского государства. Мой священный долг просить вас осуществить это, и осуществить немедленно» (299).
Но Черчилль, зная, что у него уже нет шансов провести подобное решение через временное правительство, созданное лишь на предвыборный срок, ответил: «Я боюсь, что не будет возможности продуктивно рассмотреть этот вопрос до начала специальной мирной конференции с участием союзников-победителей». Это не было решительным отказом, это была лишь мягкая попытка немного урезонить просителей, привести их надежды в соответствие с возможностями момента, призыв проявить понимание и терпение.
Но евреи смотрели на ответ Черчилля по-другому, они не хотели знать никаких резонов, не собирались терпеть и требовали своего. На заседании Политического сионистского комитета в Лондоне 13 июня X. Вейцман осудил письмо Черчилля как «противоречащее реальному пониманию всей этой проблемы»… Он подытожил: «Если бы Черчилль хотел
Тот факт, что весомая часть трудов Черчилля посвящена прославлению предков (герцога Мальборо – 6 томов, собственного отца – 2 тома), о многом говорит психологу.