Розовый дельфин (сборник). Роман Коробенков
ничего прекраснее, когда кисти рук освобождались от корпоративных браслетов, чтобы стяжать свободу прикосновений, сплетая пальцы и образовывая диалектическое целое двух начал. И сегодня мы касались кончиками пальцев друг друга, и тела наши сотрясало электричество.
– Верно… – очень тихо согласилась Алиса потом. – Но ведь так, стоит нам дойти до самой сути, в тот же миг мы обратимся в прах, лишь на секунду осознав, какую гигантскую жизнь прожили и как эпохально мы стары. – Определенно, у нее сегодня было философское настроение.
Я запутался в диалоге и ничего не ответил.
Вдруг со всей яростью красок, на которые только иногда бывает способна память, на меня детально набросились картинки времени, когда человеческое засилье было всесторонним и вытесняющим. В первый раз за невозможное количество лет я вспомнил самый последний день, после которого мир словно поставили на сплетение мириадов рельс, и каждые рванули свой кусочек реальности в свою сторону, разодрав человеческую упорядоченность на клочки и частицы.
Перед тем днем мы решили выбраться куда-либо, что отдаленно могло напомнить другое измерение, так как наше собственное уже хрустело песком на молодых зубах. Общие друзья очень долго везли нас по заброшенной проселочной дороге, которая выползала из-под фар подле самого капота, утопив все прочее в глухой бездне местечковой безлюдности.
То был крохотный кусочек иной реальности, не исполненный асфальта и неона, эдакий оазис андеграунда, далеко у подошвы бетонных исполинов, прозванных городами, в который можно было не опуститься ни разу за жизнь свою, если порой намеренно в такие места не стремиться.
На то время смолкли даже оживленные диалоги, разбившиеся вдребезги о непроглядно фиолетовую ночь.
Мы искали во тьме большой, но заброшенный дом.
За нетрезвой оградой, с наглухо заколоченными окнами, стоял полумертвый трехэтажный особняк, совершенно одинокий в лесной низине и подернутый вечным туманом. Он напоминал рисунок углем. Необычная тишина разверзлась вокруг, дерево было темным, всюду сладко посапывало запустение.
Машины местный люд попрятал кто где, мы оказались вторым авто, что явно через третьи руки вплотную прибилось к этой гавани электронного безумия.
В доме кроме всего прочего имелись звуконепроницаемые стены, а ветхая дверь изнутри дублировалась почти сейфовым люком. С десяток камер, разбросанных на деревьях, изучали любую личность еще на подступе.
Людей тем не менее оказалось предостаточно. Стоило нам, назвав двойной пароль, переступить порог, как мощный порыв агрессивной музыки за плечи потащил нас вперед сквозь сканеры, за широкие спины охраны и ледяной худобы администратора местного бала.
Стены оказались обиты тканью цвета вишни, обиты неряшливо, кое-где виднелись прожилки кирпичной кладки. Пол выглядел скользким, золотым, паркетным и лакированным.
Большая часть первого этажа представляла собой коридорный лабиринт, в котором неутомимо сновали люди