Советский немец. Александр Венгеровский
митральный клапан.
–Ты не убился? – закричал дедушка плачущим голосом.
–А ты, а ты… Съел абрикос, а мне не да-ал, – завыл я, заглядывая в его почти пустой желудок.
Вскоре нам пришлось тайно покинуть Киргизию. Проклятый орёл поселился на скале прямо над нашей землянкой и не отставал от меня. Ещё двенадцать раз я был объектом его покушений, и дедушка с бабушкой, подкупив местного коменданта и выправив какие нужно справки, ночью, когда все орлы спят, скрылись со мной в неизвестном направлении.
Всплыли мы на окраине Душанбе. Отца и мать я больше не увидел. Косточки их остались в фундаменте Норильского металлургического комбината, присвоенного в своё время двумя ловкими юношами Потаниным и Прохоровым.
Взрастал я, лелеемый дедушкой и бабушкой, и, окончив школу в 16 лет, естественно, стал хирургом, потому что мне не требовались ни рентген, ни УЗИ – мои глаза, благодаря орлу, заменяли мне все эти приспособления. Пока я учился на хирурга в мединституте, дедушка с бабушкой до 76 лет работали в колхозе и одновременно выращивали в своём личном подсобном саду виноград, персики и чудесную хурму. Продавая их на рынке, они пересылали мне в институт все вырученные деньги. На всю жизнь сохранил я самую нежную любовь и благодарность к этим святым для меня старикам. Надо ли говорить, что, получив диплом, я первым делом помчался обрадовать их. Со слезами на глазах рассматривали они мою красную корочку. Весь день мы праздновали, и предавались тихой радости. Вспоминали моих покойных родителей и строили планы дальнейшей счастливой жизни. Однако тою же ночью дедушка с бабушкой одновременно тихо скончались во сне, оставив меня одного одинёшенького.
3
Но в том же 1962 году из ближайшего к Душанбе кишлака привезли к нам в республиканскую клинику молодую женщину-узбечку. Следом за нею в чемодане, в операционную внесли две её ноги, только что отрезанные циркулярной пилой. Ноги были обложены укропом, и лавровым листом со льдом – об этом позаботился отец несчастной – философ и народный целитель, друг поэта Хамзы.
Первым на всём белом свете делал я подобную операцию и мог бы прославиться на весь мир, как Кристиан Барнард, но корреспондент, газеты «Советский Таджикистан», который должен был написать статью об этой операции, заблудился, и вместо больницы оказался в соседнем Афганистане. Там, быв укушен каракуртом, забыл, куда и зачем его посылали, перевалил хребты Гиндукуша, и убежал в Индию, где следы его навсегда затерялись. Два корреспондента из Москвы, командированные следом редакцией «Правды», – Косячков и Зильберштерн – тоже заблудились, также очутились в Афганистане и приняли там ислам.
Операция длилась тридцать шесть часов и прошла удачно. Я соединил все сосуды, нервные пучки, и даже сформировал запасные пути иннервации, из нервов коленного сустава старого верблюда. Уже через две недели Зухра – так звали пострадавшую – достаточно быстро двигала ногами, а ещё через месяц, едва прихрамывая, переступила со мной порог ЗАГСА.
О, как счастлив был я с Зухрой в первые годы нашей совместной жизни.