Завтра не наступит никогда. Галина Романова
к ней попадешь в лапы, то выберешься уже не скоро. А у него к тебе дело. А все почему? А все потому, что ты, как все красавцы, весьма и весьма доступен! Скажи, Кирилл, это вас всеобщее поклонение делает такими доступными, мягкотелыми и морально рыхлыми, а? Ты ведь такой же, как он! Ты ничуть не лучше, хотя и пытался заморочить мне голову своей надменностью. Это все, как говорил мой бывший – кстати, тоже из таких же вот красавцев, – это все понты! О! Он знаешь сколько всяких подобных слов знал! И каждый день словарный запас его все приумножался и приумножался. И он даже меня пытался выучить своему языку. И злился, что обучение не удается. И иногда злился до такой степени, что поднимал на меня руку, Кирюша. Не больно бил, нет. И синяков никогда не оставлял. Обидно было очень от его подзатыльников! И я при этом… Я чувствовала себя при этом таким беспомощным ничтожеством, что… Что совершенно отчетливо не хотелось жить в такие моменты, да…
Протянув дрожащие пальцы к фотографии, Эмма вдруг схватила ее, скомкала до величины небольшого шарика и зашвырнула в угол.
– Пошел ты! И все вы пошли куда подальше! И ты! И точная твоя копия – мой бывший ненаглядный – пускай тоже катится куда подальше! И вообще!.. Не нужны вы мне никто! Я великолепно справляюсь с ситуацией и одиночеством.
Она снова врала. Теперь уже не Маркову, а себе. Ему она сболтнула про билеты в театр, куда намеревалась будто бы идти с подругой. Себе лгала чуть серьезнее и масштабнее.
Она ни с чем не справилась, ни с чем! Ей было плохо одной, ей было плохо без него! Она понимала, что человек, которого она выставила за дверь, отвратительный, мерзкий, подлый, он…
Он и не человеком даже был вовсе, а огромным мыльным пузырем. От которого, когда тот лопнет, ничего, кроме мыльного плевка на асфальте или у кого-нибудь в душе, не остается. Как вот у нее, к примеру. У нее вся душа была покрыта мыльными плевками, оставленными Андреем, и они до сих пор болезненно зудели и беспокоили ее.
Сколько они прожили вместе? Чуть больше года, да. А точнее – год и четыре месяца. И все это время ничтожество по имени Андрей только и делало, что пыжилось, раздувалось, лоснилось и искрило на солнце радужными боками. Его бросало и кидало из стороны в сторону то одним, то другим воздушным потоком. Он метался, взлетал, перепрыгивал, а потом бац, небольшое препятствие и очередной мыльный плевок. Недели две затишья, и потом снова…
Эмма устала от него настолько, что однажды, наплевав на неизбежное одиночество, взяла и выставила Андрея за дверь.
– Ты чего? – растерянно моргал красавец, попавший в штанину только с третьей попытки. – Чего расшумелась? Нам же хорошо было вместе, чего ты?
– Вместе?! – возмутилась тогда она. – А мы были вместе?! Ты летал, метался, порхал, а я всего лишь была наблюдателем. Мне ты доставался лопнувшим, как…
Она замолчала, поняв, что Андрей ничего не понимает, он же не знал про ее тайную канцелярию.
– Чокнутая ты все же, Эмма, – подвел он черту под ее претензиями. – Сначала одно говоришь, потом другое. Попробуй