Сено. Александр Венгеровский
совсем, только на сторону работаете, только за бутылки. И уборка вам уже по фигу!» – как правдешный кричал, будто не пропивал совхозное сено. Не на неё кричал – на Василия Антоновича, а всё равно неприятно. Она чувствовала себя оплеванной, униженной – убежала бы. Василий Антонович отложил трубу, стал точить вал. Ей сказал:
–Иди домой, я занесу.
И действительно занёс вечером, часов в девять. Был пьян и ещё на бутылку с неё слупил. Ну это ладно… Вот только Коля назавтра не пришёл. И она ещё месяц за ним ходила. Всё это время жили как на вокзале: вещи в летней кухне, стены голые; диваны, шкаф, комод – посреди комнаты. А до сварки не побелишь, не покрасишь. Лиза уехала, ничего не сделав. Совсем отчаялись. Не топя печи, стали замерзать со стариком: осень выдалась холодной, ветреной, дождливой, да и снег в конце сентября пролежал целый день, не тая. Коля приехал со сваркой только шестого октября. Привёз с собой помощника Боброва. У этого Боброва высшее образование, был завгаром, но потом стал алкашить и, вот пожалуйста, до чего опустился: подсобный рабочий и бомж – жена выгнала. Сейчас у людей по баням ночует.
Впрочем, что до этого Марье Андреевне? Уж так она обрадовалась. Обхаживала, ублажала, чифирь варила, потому что у Коли без чифиря голова не соображала; сбегала в магазин, купила колбасы, сварила домашний сыр и борщ. Но Коля сказал, что обедать они не будут: когда кончат, тогда и поедят. Надо сказать, хорошо они поработали: к вечеру всё сделали, стали заполнять систему водой. Ей надо было идти за коровами. Она заплатила им двести пятьдесят тысяч, как договорились, поставила на стол бутылку водки, закуску и оставила их на попечение Александра Ивановича.
Вернувшись часа через полтора, обнаружила, что трактор по-прежнему стоит под окном, а работники сидят на кухне перед пустой бутылкой и сладко беседуют со стариком-хозяином.
–Что-то сегодня давление слабое, вода медленно поднимается, сказал Бобров, когда она вошла.
Марья Андреевн сунулась в спальню – батюшки! Из расширителя текла вода и уже залила всю комнату. На крик её прибежал Бобров. Шлёпая и плеская сапогами в воде, заглушил кран, тупо приговаривая: «Как же я проморгал!»
А Коле хоть бы хны. Ходит довольный и всё обращает её внимание: «Гляди, Марья Андреевна, с первого раза сварил. Ни один шов не течёт». Но вечером, когда они ушли, несчастная Марья Андреевна обнаружила, что вся её картошка, которую она тщательно просушила и засыпала в погреб всего две недели назад, залита водой, лежит в грязи. Наверное, вода ушла в подпол через щель в полу. И вот, вместо того, чтобы белить, ставить мебель на место, переходить с вокзальной жизни на человеческую, они с дедом позавчера, вчера и сегодня вытаскивали картошку, выносили в палисадник на солнце, сушили, а из погреба вычищали грязь, засыпали песком и сухою землёю. Вроде просушили. Хорошо, погода после того снегопада установилась лучше, чем летом. Тепло. Солнышко светит, ветерок ласковый веет. Сегодня перед тем, как уйти за коровами, последнюю картошку назад в дом занесли. Устали физически и морально. Ну, думала, всё: с завтрашнего