.
Скрепим наш договор, – сказал царь, насупив массивные надбровия, от чего глаза провалились еще глубже. – Князь Зуверрон, призываем тебя засвидетельствовать принесение роты[5].
Незнакомец поднял золотой кубок с каменьями, стоявший на беломраморной столешнице, сунул мне с таким брезгливым видом, словно подавал милостыню калеке. Нет, мне решительно не нравился этот чужак.
Я поклялся, что берусь за дело без принуждения (три раза – ха!) и даю слово либо исполнить его в срок, либо сложить голову. Сцедив в кубок каплю крови из проколотого пальца, отпил глоток. Царь торжественно принял кубок. Мелькнул раздвоенный язык и втянулся в пасть уже омоченный в сурье[6] с растворенной капелькой моей крови.
– Я, царь Ррамон, сын Береса, отпрыск крови праотца Гада принял клятву дракона Гора, сына Дарина, отпрыска крови праотца Велеса. Передаю тебе, свидетель Зуверрон, его кровь, да восстанет она против клятвопреступника, если договор будет нарушен.
– Свидетельствую – рота дана, принята и должна быть исполнена, – сказал князь, принимая от царя кубок и накрывая его золотой крышкой.
– Месяц тебе сроку, Гор, – строго сказал царь, развеяв кошмарную тьму в моих глазах, и благословил будущего героя, вскинув крыловые щупы в жесте победной воли[7]. – Иди с богом![8]
Чеканя когтями шаг по отполированным плитам царских палат, я отправился выполнять клятвы.
Мне предстояло самое тяжёлое: прощание с мамой.
Гата Нагична до сих пор слыла самой прекрасной драконицей Империи. Дочь раджи гималайских нагов и не думала примириться с гибелью моего отца. Вдова не пришла к погребальному костру, ритуально разожженному царем, когда не осталось никаких надежд на возвращение её мужа. Гату не убедили многочисленные свидетели героической смерти Дарина, которые появлялись на нашем пороге с завидной регулярностью за годы, минувшие с того дня, как отец исчез, мой брат погиб, а я вылупился из яйца.
Она не вышла замуж даже за царя Ррамона. После загадочной кончины царицы, лет тридцать-сорок назад, царские сваты ежегодно топтались у порога нашей таёжной землянки. Мать ни разу не открыла им крышку люка.
Каждый раз после визита царских сватов дед Горыхрыч напивался вдребезги, а потом тихо вздыхал в своем отнорке, и я делал вид, что ничего не вижу и не слышу, и не понимал, как можно отказываться от такого счастья – стать царицей драконов, носить корону и жить в роскошных каменных палатах, а не в тесной змеиной норе. Но Гата Нагична не считала себя вдовой.
– У меня есть муж. А у тебя есть отец, Горушка, – улыбалась она на мои вопросы и доставала старую поблекшую линогравюру с портретом отца, парившего на фоне Гималаев, откуда он добыл свою любовь. И я замирал от восторга: отец был так же прекрасен и величественен, как горы за его белоснежными крылами. Как жаль, что я никогда его не видел!
– Драконы долго живут. Я дождусь Дарина, – говорила мама, и её антрацитовые глаза мечтательно устремлялись на
5
На древнем – рота – «истинная правда». Здесь – ритуально принесённая клятва, обычно подписанная кровью.
6
Сурья – напиток из перебродившего мёда.
7
Стандартный полусалют двумя щупами правого крыла. Жест «воли к победе» регламентируется так: крыло полураспахнуто, щупы разведены на 33 градуса, направлены строго перпендикулярно земле (т.е.напоминают латинскую букву V). Так как драконы говорят на четырёх языках в зависимости от цели коммуникации, одно и то же сочетание звуков может иметь противоположный смысл, поэтому у драконов развит пятый – язык жестов, сигнализирующих о том, к какой категории смыслов следует относить речь. В договорах с людьми драконы не могли добиться взаимопонимания именно из-за такой многозначности смыслов, и потому змей (дракон) стал символом лжи и обмана. Способствовал такой несправедливой славе и физически раздвоенный язык змей.
8
В оригинале – «idi naH» («Н» – «г» гортанное, как украинском). В сочетании с вышеописанным жестом «воли к победе» относится к драконическому сакральному. Благословение на подвиг, дающееся дракону перед выполнением роты, и означает «помолись богу» – то же, что индо-европейский корень *naH, или, в переводе на русский – «Иди с богом!». Жест с одним воздетым щупом левого крыла переводит это выражение в разряд драконского сакрального проклятия