Мистериум. Полночь дизельпанка (сборник). Андрей Дашков
отработавших газов здесь кустарно переделывались. По крайней мере, материал имел сходство не с резиной, а с махрящейся, пропитанной жиром необработанной кожей, перемеженной гофрированными вставками то ли из коровьих глоток, то ли из осклизших противогазных шлангов.
Сочленения были выполнены неряшливо, даже безобразно; облепленные сочащейся наростообразной массой, они вызывали отвращение. Все вместе, в неровном освещении, создавало впечатление какого-то гротескно живого организма. Толстые жгуты этих «дышащих» артерий уходили в стенку кормовой переборки, а возле ее шлюза, баррикадируя проход, валялся матрац, нагруженный одеялами и скрюченным телом механика Гельмута. Хозяина этого места.
Я склонился над ним – механик пребывал в полуобморочном состоянии. Вокруг пахло немытым телом, и я не сразу понял, что резкий прокисший запах распространяется не от Гельмута. Дышалось вообще тяжело – атмосфере не хватало кислорода.
Пока я осматривал механика, он не прекращал нашептывать что-то на немецком, разбавляя его русскими ругательствами. Я к словам не прислушивался – воспаленные веки, изъязвленные губы и гортань, одышка, влажные хрипы в легких говорили сами за себя. Мои глаза тоже начали слезиться, а в горле запершило.
– Вам надо уйти отсюда! – попытался я привести в чувство Гельмута, дал нашатырь, хоть в его случае он мог вызвать дополнительное раздражение слизистых. – Немедленно!
Он попытался сфокусироваться на мне:
– Найн! Здесь… тихо.
Вокруг лязгало и рокотало, и, чтобы понять Гельмута, приходилось напрягать слух – странное понимание тишины. Я потянул его за предплечье, но механик отдернул руку:
– Иди сам. Ты здесь – ради нее. Здесь все – ради нее. Ради суки. Будь проклят тот день, когда она пришла на зов Странника…
Он вновь закашлялся – булькающе, отхаркивая кровь и зеленоватую мокроту. Я попытался хотя бы отодвинуть Гельмута от двери – кислотный запах исходил именно оттуда, – но механик принялся отбиваться.
Оставлять его тут было нельзя – я бросился обратно в жилой отсек за помощью.
Обстановка там не изменилась – матросы продолжали расслабленно ничего не делать, но, быть может, выглядели при этом чуть более блаженными, чем раньше. И старпом наконец покончил с макаронами.
Вдохнув свежего по сравнению с моторным отделением воздуха, я и сам испытал подобие эйфории. Нужно было действовать.
– Яков, надо срочно вытаскивать механика!
Я встряхнул старпома, выводя из полудремы.
– Отстань, доктор. Здесь каждый на своем месте… согласно расписанию. Каждый делает свое дело.
– Какое, к чертям собачьим, дело? В дизельном отсеке – очаг химического поражения. Что там у вас за дальним шлюзом?
– Последний отсек. Раньше были электродвигатели и аккумуляторная. Только, доктор, не надо тебе туда.
– Почему?
– Нельзя. Туда никому нельзя. Сядь отдохни. – Яков расслабленно уронил руку на скамью.
Фрагменты картинки становились