Цвет винограда. Юлия Оболенская и Константин Кандауров. Лариса Алексеева
работу, нужную для государства. В Иванове эта жизнь еле теплится, и делать там мне абсолютно нечего.
А<лексей>Н<иколаевич>, Вы пользуетесь большим влиянием, окажите мне помощь в деле прописки (нужно разрешение Моссовета). Не ради меня, а ради памяти Конст<антина> Вас<ильевича> и для спасения культурных ценностей.
Ю. Оболенская[138].
Неизвестно, было ли отослано это письмо. Но вернуться в свой дом Юлии Леонидовне удалось.
Портрет героя
Сюжет из позапрошлого века
Сологуб, автор «Тарантаса», современник Пушкина, с которым К.В. был знаком в юности, послужил <поводом> для всевозможных шутливых историй о возрасте К.В.
Богаевский утверждал, что он с «Кипренским в Капернауме водку пил» (говорил И. Э. Грабарю), Ходасевич (Владислав) уверял, что он современник моего любимого поэта. «Как, Пушкина?» – спросила я. – «Нет, а я думал, Петрарки…»
Выписывая двойной портрет на фоне эпохи, трудно не увлечься героиней, поскольку ее эпистолярная художническая «автобиография», а хотите – исповедь, не только выстраивает сюжет, композицию повествования, но и окрашивает его эмоционально, делая образ более выразительным. Но пора, соблюдая принцип парности, взглянуть пристальнее и на второго героя. Тем более что именно его личность и «линия жизни» для Оболенской всегда были на месте первом. Человек из XIX века, дворянских корней, дворянского воспитания, в котором классика не переродилась в архаику и сохраняла молодость, неизменно проступая в благородстве вкуса, чувств и поступков.
В 1914-м, поздравляя Константина Васильевича с днем рождения, Оболенская шутливо писала: «Так значит, 49 лет назад появилась в этот день маленькая рассада, из которой вырос мой милый кочан. Какой хороший день, и какая славная мысль пришла ему в голову так порадовать меня. Как хотелось бы мне видеть, что это был за мальчишка. Ты, впрочем, так молод, что мне вовсе не странно представлять тебя ребенком»[139].
Усадить Константина Васильевича за писание мемуаров – идея Оболенской. Да и сам он, как следует из письма к брату Леониду, в какой-то момент заинтересованно отнесся к истории своего рода. Правда, время для подобных изысканий было не самое благоприятное, да и усидчивости в работе над рукописью автору пришлось бы занимать. Но первое обстоятельство, видимо, было еще не слишком осознанно, а в помощи Юлии Леонидовны при дальнейшей литературной обработке текста сомневаться не приходилось. Оболенскую всегда увлекали рассказы Константина Васильевича и история жизни «до нее» – в веке XIX, – а кандауровская причастность к кишиневскому дому, где когда-то останавливался Пушкин, волшебным блеском осеняла и ее возлюбленного. Возможно, что оба сумели почувствовать и другое: время раскололось, прошлое стремительно уплывает от них самих, и оно вдруг стало так пронзительно дорого.
Воспоминания Кандаурова охватывают период с 1876 по 1880 годы
ГЛМ РО. Ф. 348. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 1.
ГТГ ОР. Ф. 5. Ед. хр. 1040. Л. 1 об.