Особо опасная статья. Вячеслав Денисов
с половиной часа, заключалось в том, что потерпевший, который сейчас должен был страдать и пить горькую – люди, владеющие подобными моделями, и лишающиеся их, как правило, машин уже не имеют никогда, – бродил по авторынку и высматривал среди ряда годовалых «девяток» подходящую замену.
Пятидесятилетний Галабердин Борис Петрович – так значилось в протоколе заявления с просьбой привлечь виновных в угоне его машины к уголовной ответственности – ходил по рядам, засунув руки в карманы, сплевывал сквозь щербину в желтом ряду зубов, наклонялся к капотам и разглядывал течи в помпах «Жигулей». Лицо его «потерпевшим» не казалось, на нем, наоборот, царило спокойствие и твердая уверенность в благополучии завтрашнего дня.
Жена его, Ольга Маркеловна, сразу не поняла, кто к ней приехал, а потому сказала сразу и без обиняков:
– За новой машиной он отправился на Ленинградский проспект.
– А, ну да, – сказал Саланцев спустя час после заявления об угоне и за сорок минут до официального объявления о ее обнаружении, – ваша старая сгорела же.
– Сгорела, – подтвердила тетка, незнакомая со сволочными примочками МУРа. – Ох, и намучились же мы с ней за семь лет.
– Я себе представляю, – покачал головой Саланцев и уехал по названному адресу.
Галабердин выбрал цвет «аквамарин». После семилетней езды на машине цвета свежевыкрашенного пола понять его было можно.
– Галабердин? – спросил, опираясь на чужой капот, опер.
– Да, – удивился, отстранившись назад, Борис Петрович. Посмотрев направо, он заметил еще одного, коротко стриженного, с печатью «УР» на лбу. – С кем имею?
– У вас машину угнали?
– У меня, – еще больше удивился Борис Петрович.
– Мы ее нашли.
– Как… нашли?
– Хороший вопрос.
Следующие три часа, пока Кряжин допрашивал мадемуазель Вишон и ее охранника и общался с руководством, старший опер МУРа потратил на выяснение факта несовпадения времени заявления со временем реального угона машины. Помня требование следователя не упоминать о событиях, предшествующих задержанию, Саланцев тщетно старался вытянуть неудачливого заявителя на разговор. Время шло, последний твердил, что ничего не знает, что деньги, изъятые у него, накоплены путем длительных лишений за продолжительный период времени, и стоял на том, что его задержание – желание милиции еще больше надавить на кровоточащую рану потерпевшему в момент испытаний, выпавших на его долю. Саланцев задержанных не бил никогда, однако некое сопоставление между разговором, так сказать, «нормальным» и «разговором превентивным», как и всякий сотрудник милиции, борющийся со злом, делал. Но Кряжин обезглавил его и тут. Он запретил давить на Галабердина еще и морально.
Саланцев терпел, Галабердин, почувствовав слабинку в линии расследования, приободрился, и старший опер МУРа уже стал сожалеть о том, что следователь Генпрокуратуры попросил составить с задержанным предварительный разговор. По мнению сыщика, теперь позиции следствия были ослаблены