Любовь и небо. Геннадий Федорович Ильин
и уже не контролируя своих действий, я начал лихорадочно срывать с неё трусики или то, что от них осталось. Она молча помогла сбросить остатки условностей, раздвинула колени, и я, словно сокол, мгновенно взлетел ввысь и безошибочно ввёл своего часового в тёплую податливую среду. Никогда неиспытанное острое чувство к девочке перехватило дыхание, и я торжествующе зарычал от волшебного блаженства. Катька молча обняла меня за спину и крепко прижала к своему животу. Опираясь пятками о матрас, она страстно посылала себя мне навстречу, крепко прижимая ладонями мои напряжённые ягодицы. Не прошло и минуты, как произошёл взрыв, там, где-то внизу, и беспредельно раскалённая лава, сметая на пути препятствия, широкой рекой рванулась в бездонную пропасть, туда, где происходили таинственные процессы возникновения новой жизни. Это было что-то!… Совсем непохоже!… На контакт!… С Любкой!…
Часто дыша, я сполз с распростёртого подо мной тела и почувствовал на сухих губах долгий и сладкий Катин поцелуй…
После вспыхнувшей тайной любви к Светке, у меня появилось влечение к стихам. Подвигло к этому регулярное чтение «Пионерской правды». С боем я выбил у матери полугодовую подписку на Всесоюзную газету и очень гордился, когда почтальон приносил нам через день-два очередной номер. Небольшие зарисовки, краткие сообщения и заметки были написаны простым разговорным языком и соблазняли меня попробовать свои силы в журналистике.
Таинственное слово «жанры» в ту пору мне знакомым не было, и потому я стал писать стихи, посвящённые любимому вождю товарищу Сталину. За пару дней из-под моего пера вышло около десятка, на мой взгляд, приличных произведений, не хуже тех, что публиковались в детской газете. В обстановке строжайшей секретности я отослал их в редакцию и затаился в нетерпеливом ожидании. Откровенно говоря, на ответ я не надеялся. С чего бы вдруг редакция решит связать себя перепиской с каким-то бумагомаракой?
Спустя неделю, я с нетерпением стал ожидать появление почтальона и жадно просматривал очередной номер в надежде увидеть напечатанными мои бесценные шедевры. Однако время шло, а от редакции ни ответа, ни привета не приходило. Разочарованный, я уже махнул рукой на нелепую затею, когда вдруг через два месяца к явному удивлению матери мне был вручён фирменный конверт «Пионерки».
Ответ меня глубоко разочаровал. После лестных слов об актуальности выбранной темы мой неизвестный оппонент мягко сообщал, что материал пока сырой, над стихами следует поработать, особенно над рифмой и стилем, чтобы они соответствовали образу великого кормчего и были достойны Его. Словом, как говаривал герой первого советского детектива «Подвиг разведчика», терпение, мой друг, и ваша щетина превратится в золото.
Конверт хранился у меня долго. Несмотря на разгромную критику, он свидетельствовал о причастности к настоящей прессе. Это придавало моей особе весомую значимость и позволяло втайне собой гордиться. Однако после похорон Сталина стихи писать мне надолго разонравилось.
Во второй раз здание областного аэроклуба