Избранные. Боди-хоррор. Алексей Жарков
Николаевич опустил третий рубильник. Теперь уродец забился в настоящих конвульсиях, и в его вены устремились жидкости, бурлящие в резервуарах. Воздух начал постепенно наэлектризовываться.
Если гомункул сумеет воскресить приготовленную для него крысу, уже разложившуюся, если не сказать почти истлевшую, то следующим на этом столе окажется сам Леонид Николаевич. Профессор намеревался наделить себя «геном Иисуса», чтобы лично вернуть жену и сына с того света.
Он изменит себя, свою природу, перестроит собственные гены – ради того, чтобы Марта и Андрей снова любовались солнцем и небом, дышали воздухом и ходили по земле, а не лежали в ней!
Леонид Николаевич опустил последний рубильник и замер в ожидании. В какой-то миг ему показалось, что напряжение окажется чрезмерным, и приборы вспыхнут или взорвутся, а питательные растворы выплеснутся из лопнувших резервуаров. Ему захотелось остановить это безумие, но он сдержал страх и лишь стиснул кулаки, чтобы не поддаться искушению.
Он стоял, не сводя глаз с гомункула, до тех пор, пока существо не подняло сморщенные веки и не издало пронзительный звук, напоминавший больше крик дикого животного, нежели человека.
Тогда профессор словно очнулся и начал лихорадочно поднимать рубильники один за другим.
* * *
Гомункул извивался, пытаясь освободиться от пут. Из его рта вылетали нечленораздельные звуки, нисколько не напоминавшие человеческую речь.
Резервуары с питательными растворами почти опустели. В лаборатории пахло палёной шерстью, металлом и химическими реактивами.
Леонид Николаевич взял со столика приготовленный заранее шприц и приблизился к подопытному. Его следовало усыпить, прежде чем запереть. Ещё три месяца назад профессор приобрёл в зоологическом саду большую клетку с навесным замком – сейчас она стояла в углу. Раньше в ней обитал медведь, так что по размерам она должна была гомункулу подойти.
Существо скосило глаза на приближавшегося человека и замолчало. Оно тяжело дышало, ноздри раздувались, изо рта тянулась нитка слюны. Омерзительный вид, что тут скажешь.
Леонид Николаевич прикоснулся пропитанным спиртом тампоном к плечу гомункула, и тот вздрогнул.
– Это не больно, – зачем-то сказал профессор и ловко ввёл иглу.
Он знал, что подопытный ничего не почувствует: Леонид Николаевич практиковался в военном госпитале и поставил множество уколов. Рука у него была твёрдая.
Учёный стёр выступившую капельку крови тампоном и повернулся, чтобы положить шприц обратно на столик, как вдруг гомункул дёрнулся изо всех сил. Ремень, удерживавший его правую руку, лопнул, и профессор с ужасом ощутил, как длинные чёрные пальцы берберийской обезьяны стиснули его предплечье. Он попытался вырваться, но гомункул держал крепко. Губы его раздвинулись, рот приоткрылся, и стал виден толстый язык, мечущийся между крупными жёлтыми зубами.
Леонид