Приворотное зелье. Михаил Ульянов
всего нас увлекал сюжет. Знаю по себе: сколько бы ни смотрел фильм, каждый раз, как впервые, с замиранием сердца переживал опасность, которая грозила нашим, сжимал кулаки при виде врагов, в избытке чувств, когда наши побеждали, стучал вместе с другими ребятишками ногами по полу.
Кино я любил, как и все мальчишки. А театр? О нем до пятнадцати лет я понятия не имел. Правда, в городок Тара, где мы жили, наезжала актерская труппа из Тобольска, и я видел несколько спектаклей в ее исполнении.
Представление давалось в огромном, типа ангара, помещении. Потолком в нем служила крыша, состоящая из пригнанных друг к другу лубяных реек. Когда шел дождь, капли воды ударяли по ним, как молоточки по цимбалам, и сквозь этот шум порой трудно было расслышать голоса актеров.
В самом тобольском театре я никогда не был, но знал его по фотографиям. Из резного дерева, сказочно прекрасный терем-дворец стоял на холме, на виду всего города. Театр был одной из главных достопримечательностей Тобольска, его гордостью. Но случился пожар, и он сгорел…
Своего театра в Таре не было.
Было мне лет двенадцать, я верил тому, что происходило на сцене, но так веришь в сказку. Веревочная кольчуга на рыцаре казалась мне кованой из железа, меч – настоящим. Помню спектакль, который назывался «Старая мельница». Там сражались между собой, кажется, немцы и французы. Для меня не это было важно, а само действо, зрелище. Однако не настолько, чтобы я заболел театром, захотел сам быть среди играющих на сцене. Какая-то неосознанная тяга возникала, но сама собой и исчезала.
Не было у меня непреодолимой страсти к этому делу – я вообще человек спокойный. Не было жажды, которую мог утолить только театр. Просто однажды возникла мысль: а не попробовать ли?..
Я вкатился в эту профессию, как колобок, без особых своих усилий. Я не мечтал быть актером, но стал им. Оказалось, то была моя судьба. И я низко кланяюсь людям, которые помогли мне ее найти. И родителям, которые поддержали меня на моем пути.
Семья наша состояла из отца, Александра Андреевича Ульянова, матери, Елизаветы Михайловны, меня и младшей сестры Маргариты. Старый сибирский городок Тара, где мы жили, когда-то был, как и его ровесники Тобольск, Тюмень, Сургут, крепостью, построенной казаками во времена завоевания Сибири.
Михаил Ульянов (второй слева) с родителями и сестрой
Городок раскинулся на высоком левом берегу Иртыша, в окружении бескрайних урманов – тайги. До революции в Таре жили в основном купцы. Город славился деревообрабатывающей, маслодельной промышленностью, кожевенным ремеслом. В нем было семь или восемь церквей, построенных в основном в XVIII веке. Прекрасный вид открывался на город с реки. На меня, мальчишку отнюдь не сентиментального, он производил завораживающее впечатление: прииртышская луговина, дома на взгорке и красавицы церкви, освещенные солнцем…
На моих глазах многие церкви уничтожали. Кирпич, из которого они были сложены, хотели использовать для постройки Дома культуры. Но кирпичи были