Мария Башкирцева. Дневник. Мария Башкирцева
я развеселилась, а А. был просто вне себя.
Я была спокойна, счастлива, но мне хотелось очень многое высказать и выслушать.
За исключением нашего помещения, весь нижний этаж отеля пустой. Вечером мы берем свечу и обходим все громадные покои, еще дышащие прежним величием итальянских дворцов, но тетя была с нами. Я не знала, как быть.
Мы останавливаемся более чем на полчаса в большой желтой зале, и Пьетро изображает кардинала, своего отца и своих братьев.
Тетя забавляется тем, что пишет А. разные глупости по-русски.
– Спишите это, – говорю я, взяв книгу и написав несколько слов на первой странице.
– Что?
– Читайте.
Я написала ему в восьми словах следующее:
«Уходите в двенадцать часов, поговорю с вами внизу».
– Поняли? – спрашиваю я, стирая.
– Да.
С этой минуты я почувствовала облегчение и была как-то странно возбуждена. А. каждую минуту оборачивался на часы, так что я боялась, как бы не поняли наконец причину этого. Как будто бы можно было отгадать! Только нечистая совесть способна мучить себя этими страхами. В двенадцать часов он встал и простился, крепко сжимая мне руку.
– Прощайте, – сказала я ему.
Глаза наши встретились, и я не сумею описать, как между ними пробежала искра.
– Итак, тетя, завтра утром мы уезжаем; идите к себе, я вас там запру, а то вы будете мне мешать писать; я скоро лягу.
– Ты обещаешь?
– Конечно.
Я заперла тетю и, бросив взгляд в зеркало, спустилась по лестнице, куда Пьетро уже раньше проскользнул как тень.
– Когда любишь, столько говорится друг другу даже молча! По крайней мере, я вас люблю! – прошептал он.
Я забавлялась, разыгрывая сцену из романа и невольно думая о Дюма.
– Я завтра еду. И нам надо серьезно переговорить, я чуть было не забыла!..
– Да, просто ничего в голову не идет…
– Пойдемте, – говорю я, притворяя дверь так, чтобы сквозь щель падал слабый луч света.
И я села на последней ступеньке маленькой лесенки, в глубине коридора. Он стал на колени.
Каждую минуту мне казалось, что кто-то идет, я неподвижно застывала, содрогаясь от каждой капли дождя, ударявшей в стекла.
– Да это ничего, – говорил мой нетерпеливый обожатель.
– Вам хорошо говорить! Если кто-нибудь придет, вы будете польщены, а я пропаду!
Закинув голову, я смотрела на него сквозь ресницы.
– Со мной? – сказал он, поняв мои слова в другом смысле. – Со мной? Я слишком люблю вас; вы можете быть вполне спокойны.
Я протянула ему руку, услышав эти благородные слова.
– Разве я не был всегда приличен и почтителен?
– О, нет, не всегда. Раз вы даже хотели меня обнять.
– Не говорите об этом, прошу вас. Ведь я там просил вас простить меня. Будьте добрая, простите меня.
– Я простила вас, – сказала я потихоньку.
Мне было так хорошо! Так ли это, думала я, когда любят? Серьезно ли это? Мне все казалось, что он сейчас рассмеется, – так он был сосредоточен и нежен.
Я опустила глаза перед этим необычайным